– Мне было девять лет, – ответила Набила. – Столько же, сколько сейчас Фатиме.

– За долги?

– Да не было никаких долгов, пока меня не привезли сюда. – Ее лицо потемнело. – Меня продали за шесть коз и корову. На свадьбе моей старшей сестры. Мои родители обещали, что они вернутся за мной, как только уплатят долг.

– И что же, они так и не вернулись?

– Вернулись. Чтобы взять в долг еще денег. Возможно, они могли расплатиться, но потом оказалось, что надо вернуть деньги, которые я задолжала здесь за проживание.

– Мы должны платить за то, что живем здесь?!

– А разве ты не знаешь? Ничто не дается бесплатно. Ни горелые лепешки, ни кровать, в которой мы спим. Во всяком случае, для нас с тобой. У Мумтаз, Хамида, Токира и некоторых других все по-другому. Им платят за работу, и они могут жить либо здесь, либо у себя дома, со своими семьями, а мы с тобой не свободны. Мы отрабатываем долги, но еда, которую мы получаем, простыни на кроватях и даже крыша над головой – все это учтено и добавлено к основному долгу.

– Но в этом же нет никакого смысла. Если он хочет, чтобы мы жили здесь, как мы тогда вообще сможем расплатиться?

– Мы не сможем.

Я вспомнила об отце. Он обещал вернуть меня домой, как только вернет долги. Но как же он сможет заплатить Джаваду Сахибу, если каждая минута, проведенная здесь, только увеличивает общий долг?

Чтобы успокоиться, я опустилась на скамейку. Нет, наверное, Набила все-таки ошибалась. Так просто не может быть! Но если она права, значит, я никогда не буду свободна? Внутри у меня все кипело. До этого момента я просто понятия не имела, что разбитое сердце – это не просто слова, что это можно почувствовать…

– Со временем станет легче, – сказала Набила. – Посмотри на меня или на Фатиму.

– У Фатимы есть отец, – сказала я.

– Хамид ей не отец.

– Как? – Я взглянула на Набилу. – А что с ней случилось? Почему она здесь?

– Самая младшая из семи девочек – вот что с ней случилось, – ответила девушка. – Ее бросили здесь, когда ей было шесть лет. До сих пор помню тот день, когда Фатима свернулась калачиком в углу помещения для слуг. Кажется, Хамид был похож на ее отца, потому что она бросилась к нему и крепко обняла. Звала его папой. Раньше я никогда не видела, чтобы он испытывал к ней какие-то чувства, но потом он стал присматривать за ней, как за своей дочерью.

Как же это все мерзко! И неправильно! Но разве мой отец не говорил, что жизнь несправедлива? Теперь я поняла, насколько он был тогда прав…

Когда взошло солнце, я вышла в сад. Небо пересекали розовые и фиолетовые полосы. Я потратила еще одну ночь на массаж головы Насрин Баджи. Наконец она заснула, и я смогла выскользнуть из комнаты. Лицо госпожи закрывала темная маска для сна. У меня от усталости болели глаза. Вчерашние слова Набилы не давали мне покоя.

В нескольких шагах от моих ног приземлился серый воробей. Сафа гонялась за каждой птицей, которая садилась возле нашего дома. Омар шутливо обещал, что наградит Сафу, если та поймает птицу. До сих пор я не понимала, как тесно переплетаются в голове разные воспоминания. Ты вспоминаешь одно, а оно тянет за собой второе, за ним третье – и ты уже тонешь в волне воспоминаний, которая готова захлестнуть тебя целиком…

Я думала, что со временем мои воспоминания станут не такими яркими и будет не так больно, но горе – забавная штука. Минуту назад я думала, что смирилась, но потом вспомнила свой дом так ясно, что, казалось, могу почти что дотронуться до него. Тоска пронизала все мое тело… По щекам покатились слезы. Зачем я это сделала? Почему в тот день на рынке я дала волю своему упрямству? Сожаление о содеянном, как я осознала теперь, оказалось острее самого острого ножа…

Воробей еще немного поклевал что-то, потом взмахнул крыльями, поднялся над верхушками деревьев, перелетел через кирпичные стены и пропал из виду. Я почувствовала, что рядом кто-то есть. Оглянувшись, я напряглась. Это была Набила.

– Тебе сейчас трудно, но со временем станет полегче, – проговорила она.

– Это невозможно, – ответила я.

– Знаешь, я храню свою семью, друзей, свою старую жизнь – все, что мне так дорого, – в отдельной части моего сердца. И стараюсь не заходить туда слишком часто. Чем больше разных воспоминаний ты держишь закрытыми, тем меньше они могут тебя ранить.

Но как я могла забыть своих родных и друзей? Было мучительно больно думать о них, но я не собиралась их забывать только потому, что оказалась в этом поместье. Если бы я перестала вспоминать свою прежнюю жизнь, зачем тогда вообще жить?

– Это помогает смотреть вперед, – заметила Набила. – Через несколько месяцев я навещу свою семью. Увижу своих братьев, сестер и кузенов.

Она улыбнулась. Она впервые мне улыбнулась! Без сурово поджатых губ она выглядела симпатичной. Может быть, слова Мумтаз все-таки дошли до нее. И она наконец поняла, что наши судьбы очень похожи.

Не важно, как мы помирились, но я была этому рада.

– Мне нравится гулять в саду, – продолжала она. – А еще я люблю каждый день кормить Чоту. Даже какие-нибудь мелочи помогают чувствовать себя счастливой, очень помогают. Иногда я хожу на рынок. У них там есть все, даже книги.

– Разве рядом есть рынок? – спросил я.

– Да, примерно в пяти минутах ходьбы отсюда. У меня нет денег, чтобы что-нибудь там купить, но мне нравится разглядывать закуски в лавке или разные ткани.

– А мы можем как-нибудь сходить туда вместе?

– Если закончим работу и не будем никому нужны, то почему бы и нет?

Я посмотрела на кирпичные стены вокруг дома. Кто знает, когда у меня будет достаточно свободного времени, чтобы сходить на рынок. Но мысль о том, чтобы выйти за ворота и оказаться вне стен этого дома – даже на несколько часов, – немного ослабила ноющую боль в груди…

Как ваша голова, Насрин Баджи? – спросила я наутро свою хозяйку.

– Благодаря массажу мне намного лучше. Я ненадолго отлучусь. Нужно встретиться с подругой.

– Я очень рада, что вам получше. А что мне делать, пока вас не будет?

– Ты заслужила отдых. – Она закончила накладывать помаду. – Просто закончи уборку в комнате – и можешь спокойно отдыхать до моего возвращения.

Я думала, пройдут дни, может быть, недели, прежде чем я смогу выйти за пределы этого поместья. После еще одной бессонной ночи я чувствовала себя словно в тумане, но когда еще у меня будет такой шанс? Я быстро прибралась в комнате Насрин после того, как она ушла, и схватила свою сумку.

– Куда собралась? – спросила Мумтаз, когда увидела меня в коридоре.

– Просто прогуляться. Насрин Баджи сказала, что я могу быть свободна, пока ее не будет.