А раньше лучшим был я…

В голове появилась мутная поволока.

Рольф поел, все нормально… Он проглотил миску вчерашнего борща Пащенко…

Передо мной плыл сиреневый туман.

Я проснулся ночью. Опять в одежде и опять на диване. Только теперь уже на диване Пащенко.

Рядом со мной, на полу, свернувшись калачиком, лежал Рольф.

В соседней комнате посапывал Вадим.

Осторожно, стараясь не скрипеть, я встал с дивана и прошел на кухню. Щелкнув зажигалкой, прикурил, подошел к окну. Внезапно появилось ощущение, что за спиной кто-то стоит и смотрит мне в затылок. Медленно повернувшись, я увидел Рольфа. Он стоял в проеме кухонной двери и смотрел на меня.

– Соскучился? – тихо спросил я.

Словно понимая, о чем идет речь, пес вильнул хвостом, осторожно подошел ко мне и, как тогда, в младенческом возрасте, словно подкошенный рухнул на пол. Похоже, это стало его привычкой. И если верить Варфоломееву – из числа вредных.

– Собака не должна падать, как мертвый конь, – твердил он мне. – Она должна ложиться мягко и бесшумно.

– Но ведь по команде он так и делает, – возражал ему я, но Петька был неумолим.

– Ни разу не видел собак, которые валятся на бок, как с инфарктом.

А Рольфу просто нравилось так делать. Этого не мог растолковать ни я, ни, понятно, он. Никто ведь не может объяснить, почему чешет голову, когда впадает в состояние задумчивости.

Очень хотелось пить. Это все прокурорская водка.

Открыв холодильник, я чуть не взвыл от радости, когда обнаружил там коробку яблочного сока. Видя, как Рольф прыгает на меня, увидев жидкость, я плеснул ему немного в миску. Разок щелкнув языком, пес отказался от сока и снова стал прыгать на мои ноги. Пришлось ополоснуть его посуду и налить туда воды. Она пришлась ему по вкусу, и в темноте кухни я услышал знакомые щелчки. Только теперь по всему чувствовалось, что лакает взрослое животное.

Стрелки на часах показывали половину пятого утра. Раньше девяти Пащенко не проснется, а мне было уже не до сна. За четыре последних дня я вымотался, как собака, да простит меня Рольф за сравнение, и день с ночью, как время суток и биологическая программа жизнедеятельности человека, уже не имели для меня никакого значения. Засыпая сегодня, я точно слышал, как Вадим говорил про то, что Сашка подобрал для меня вариант квартиры. И, мол, денег хватит, и еще останутся… Вот жена удивится, когда я ее из аэропорта домой повезу. «А здесь одна дорога!» – скажу я ей. Я глядел на Рольфа и все больше убеждался в необходимости покинуть город. Уехать, а когда все разрешится и уляжется и фройляйн Штефаниц расторгнет бессмысленный контракт с Гуровым, вернуться. Пащенко должен меня понять. Как это «все» уляжется и разрешится, я не имел ни малейшего представления. Я знал одно – Рольфа я никому не отдам, а ровно через семнадцать дней встречу жену и повезу домой…

Будучи уверен в том, что через несколько часов Вадим проснется, я вернулся в комнату и лег на диван. Сегодня мы с ним едем в банк, я забираю деньги, вырученные за квартиру, и исчезаю. Бог не выдаст, свинья не съест.

– Рольф, – тихо позвал я щенка.

Тот с готовностью вскочил с пола и уперся в мой лоб своими карими миндалевидными глазами.

– Кажется, теперь мы с тобой – бродяги.

Пес радостно согласился с таким положением вещей, подскочил и упер свои толстые лапы в диван. Даже не видя его нижнюю часть, я был уверен в том, что его хвост мечется из стороны в сторону. Ему было совершенно наплевать, кто мы. Главное – мы вместе.

До окончания моего отпуска оставалось двадцать пять дней.

– Это безумие чистой воды! – орал Пащенко, теребя воротник на форменной рубашке. Он уже в третий раз пытался застегнуть прокурорский галстук-»селедку». – Кому ты будешь нужен там, где тебя никто не ждет?!

– Я только так смогу обезопасить Рольфа.

– Да на кой хер тебе сдалась эта собака?! Отдай ее немке и получи деньги! Когда пес будет в Германии, с Гуроном мы быстро определимся! Главное, чтобы у тебя на руках не было этого пса!

Рольф сидел на полу и вертел головой, словно пытаясь выяснить, о чем идет речь. Он наелся колбасы из холодильника Вадима и сейчас имел весьма забавный и благодушный вид. Все утро он вертелся юлой, догоняя свой хвост, и сейчас ему хотелось на улицу. Во-первых, он уже к ней привык, а во-вторых, нужно было срочно побрызгать на какое-нибудь дерево или другой, вертикально расположенный предмет. Глядя на нашу перепалку, он словно понимал, что нужно немного подождать и все мы выйдем погулять. Люди одеваются для того, чтобы выйти на улицу, не иначе.

– Ты пойми, Вадим, я привык к Рольфу!

– Судья Струге, с вашими мозгами в суде даже секретарем работать опасно! Как можно привыкнуть к собаке, видя ее два раза в день? Вот пока ты на самом деле не привык, отдай ее ради бога и живи спокойной жизнью! У тебя все для этого есть: семья, деньги, работа, какие-никакие, но связи. Родной город, в конце концов! Куда ты собрался? К черту на кулички? Или хочешь, чтобы у тебя в поезде украли деньги, а тебя скинули? У тебя нет даже дальнего родственника, к которому можно было бы прибиться на время!

Пащенко был прав. Абсолютно. Но вместе с тем я был уверен в том, что исчезнуть на время из города необходимо. Так будет лучше и для меня, и для Рольфа.

Прокурор, наконец, справился с галстуком, и я, зная, что он опять начнет меня убеждать, поторопился вывести Рольфа на улицу. Глядя, как он бегает по кустам и озирается, я думал о том, что еще недавно у меня было все, о чем говорил Вадим. Работа. Квартира. Друзья. Сейчас, буквально через пару часов, у меня останется Рольф, служебное удостоверение Министерства юстиции России и уверенность в отсутствии каких-либо планов на жизнь.

Подростка было решено оставить у Пащенко. Он сам это предложил. Тыча в Рольфа пальцем, он говорил мне, делая ударение на каждом слове:

– Если хочешь жить, отдай его. Пока он с тобой, у тебя на спине будет висеть ватманский лист с огромной мишенью. За триста тонн «зеленых» каждый будет рад всадить в эту мишень пулю.

Рольф, которому сразу не понравилось, что в него тычут пальцем, сначала сдерживался, а под конец выступления прокурора утробно зарычал. Колбаса – колбасой, уважаемый, но, хоть и ты ее резал, кормил-то меня хозяин! Пальчик ведь можно и приговорить…

– Во! – воскликнул Вадим, но палец убрал. – Вся благодарность! Накормил, спать положил и в своей же квартире остался облаян. Хамье.

Усаживаясь на еще не нагретые солнцем сиденья «Волги», мы молчали. Каждый по-своему переживал скорую разлуку. Что ни говори, нас связывало около пяти лет знакомства, и за это время никому из нас не приходилось об этом сожалеть.

– Деньги все будешь забирать? – наконец выдавил друг.