— Понятия не имею, мадемуазель Клара.

— И, тем не менее, вы не впервые имеете дело с этим человеком?

— Разумеется!

— Или даже людьми — ведь в письме сказано не «мои», а «наш» расчет; это позволяет думать, что заглавные буквы относятся к разным именам.

— Возможно, — ответил мэтр Ник.

— Я полагаю, — сказал де Водрель, — что поскольку речь здесь идет об окончательном расчете, то ранее вы уже, видимо...

— Господин де Водрель, — прервал его нотариус, — вот что я могу и, по-моему, должен рассказать вам!

И, сделав паузу, чтобы получше собраться с мыслями, мэтр Ник поведал следующее:

— В тысяча восемьсот двадцать пятом году, месяц спустя после суда, стоившего жизни нескольким из самых дорогих вам товарищей, господин де Водрель, а вам — свободы, я получил ценную бандероль, содержавшую банкноты на громадную сумму в сто тысяч пиастров. Бандероль была отправлена из почтовой конторы в Квебеке и содержала письмо, составленное в следующих выражениях: «Сия сумма в сто тысяч пиастров доверяется мэтру Нику, нотариусу из Монреаля, с тем, чтобы он расходовал ее согласно указаниям, которые будут им получены в дальнейшем. Предполагается, что он сохранит тайну вклада, вверенного его попечению, а также и последующего его использования».

— И под этим стояла подпись... — взволнованно начала Клара.

— Под этим стояла подпись Ж. Б., — кивнул мэтр Ник.

— Такие же инициалы? — спросил де Водрель.

— Точно такие же? — подхватила Клара.

— Да, мадемуазель. Можете себе представить, — продолжил нотариус, — как я был удивлен такому таинственному характеру вклада. Но поскольку, во-первых, я не мог отослать сумму обратно неизвестному клиенту и, во-вторых, не собирался извещать об этом власти, то я положил эти сто тысяч пиастров в Монреальский банк и стал ждать.

Клара де Водрель и ее отец слушали мэтра Ника с напряженным вниманием. Ведь нотариус сказал, что, по его предположениям, эти деньги имеют, вероятно, политическое назначение! И по всему видно, он не ошибся.

— Шесть лет спустя, — продолжил он, — письмом, подписанным теми же загадочными инициалами, у меня была затребована сумма в двадцать две тысячи пиастров с просьбой направить деньги в местечко Бертье графства с тем же названием.

— А кому? — спросил де Водрель.

— Председателю комитета сторонников реформ, а некоторое время спустя, как вам известно, вспыхнул мятеж. Прошло еще четыре года, и точно таким же письмом мне было предписано отправить сумму в двадцать восемь тысяч пиастров в Сент-Мартин, на этот раз председателю комитета из Шатогэ. И, как вы знаете, через месяц острая политическая борьба на выборах 1834 года привела к отсрочке заседаний палаты, а сопровождалась она требованием отдачи под суд губернатора лорда Айлмера!

Поразмыслив с минуту над услышанным, де Водрель обратился к нотариусу:

— Итак, дорогой Ник, вы находите связь между политическими выступлениями и высылкой денег в адрес комитетов сторонников реформ?

— Я, господин де Водрель, — ответил на это мэтр Ник, — вовсе ничего не нахожу! Я не политик! Я простой чиновник и всего лишь направлял суммы, полученные на хранение, в соответствии с указанными мне адресами! Я излагаю факты так, как они есть, а делать из них выводы — это уж ваша забота!

— Хорошо, осторожный друг мой! — улыбнулся де Водрель. — Мы не будем компрометировать вас. И, тем не менее, вы явились сегодня на виллу «Монкальм»...

— Чтобы в третий раз, господин де Водрель, сделать то, что я проделывал уже дважды. Сегодня, то есть третьего сентября, утром я получил уведомление: во-первых, снять остаток врученной мне на хранение суммы, во-вторых, передать ее в руки председателя комитета в Лавале. А поскольку председателем указанного комитета является господин де Водрель, я и прибыл сюда, чтобы передать ему означенную сумму с целью окончательного расчета. По какому назначению она будет использована, я не знаю, и знать не хочу. Я передал деньги в собственные руки указанного в письме председателя, и если я не послал их по почте, а предпочел привезти сам лично, то только потому, что хотел, пользуясь случаем, повидать своего друга де Водреля и его дочь мадемуазель Клару.

Пока мэтр Ник излагал свою историю, его слушали, не перебивая. Теперь, высказав все, что счел нужным, он встал с кресла, подошел к дверям, выходившим на веранду, и стал смотреть на проплывавшие вверх и вниз по реке суда.

Погруженный в свои мысли, де Водрель молчал. Его дочь тоже глубоко задумалась. Не оставалось никаких сомнений, что эти деньги, столь таинственным образом врученные мэтру Нику, уже употреблялись на нужды национального дела, как не оставалось сомнений и в том, что они имели то же самое предназначение и теперь, в связи с близящимся восстанием. А поскольку присланы они были в тот же день, когда таинственный «Сын Свободы» созвал на виллу «Монкальм» самых близких друзей де Водреля, то здесь имело место, по меньшей мере, удивительное совпадение!

Беседа вскоре возобновилась — да и как могло быть иначе при великой словоохотливости мэтра Ника? Он заговорил с де Водрелем о том, что ему было хорошо известно, — о политической ситуации, особенно в Нижней Канаде. И рассказывал он об этом с крайней сдержанностью в оценках, не будучи склонен — как он не переставал повторять — вмешиваться в то, что его никак не касалось. Говорил же он об этом лишь затем, чтобы призвать де Водреля к осторожности, ибо сейчас наверняка во всех приходах графства Монреаль надзор полицейских агентов усилился.

В связи с этим мэтр Ник даже сказал:

— Власти особенно опасаются, как бы сейчас не явился какой-нибудь лидер, способный возглавить народное движение, и как бы таким лидером не стал знаменитый Жан Безымянный!

При последних словах Клара порывисто поднялась и, подойдя к открытому окну, выходившему в парк, облокотилась о подоконник.

— Разве вы знаете этого отважного агитатора, дорогой Ник? — спросил де Водрель.

— Нет, я его не знаю, — ответил нотариус, — никогда его не видел и даже ни разу не встречал никого, кто был бы с ним знаком! Но он существует, на этот счет нет никаких сомнений!.. Я живо представляю его себе молодым человеком высокого роста, с благородными чертами лица, приятным голосом — если только это не какой-нибудь патриарх, стоящий на пороге старости, весь в морщинах и потрепанный жизнью! С такими людьми никогда не знаешь, чего ожидать!

— Кто бы он ни был, — ответил де Водрель, — дай Бог, чтобы ему скорее пришла мысль нас возглавить, и мы пойдем за ним туда, куда он нас поведет!..

— Ах, господин де Водрель, очень может быть, что это произойдет совсем скоро! — воскликнул мэтр Ник.

— Вы так думаете? — откликнулась Клара, быстро вернувшись на середину гостиной.

— Думаю, мадемуазель Клара... или... пожалуй, ничего я не думаю! Так будет благоразумнее!