что они казаками родились! Мы с тобой три тысячи казаков уговорили народ не трогать, домой идти и хозяйством заняться — и они нам поверили, а он всех их расстрелять собрался. Но теперь не расстреляет.

— Казаки против революции…

— Казаки работали, делали, что им приказано. Приказано бунтовщиков усмирять — усмиряли. Будет им приказ за Россию жизнь положить — положат не задумываясь. Ты в одном прав: нужна власть, которая верные приказы отдавать станет. А власть, которая народ тиранить будет — такая власть России не нужна. И заместитель этот твой, людей готовый убивать из-за того, что они не в той семье, где ему хочется, родились, России точно не нужен. Русскому народу нужна правильная русская власть!

— Верно товарищ Ленин говорил: великодержавный русский шовинизм…

— А вы сами-то, товарищ Кузнецов, кто родом-то? Поди русский, то есть, по вашему выходит, шовинист? Я-то точно не шовинист, на лицо мое посмотреть довольно чтобы в этом убедиться. А товарищ ваш этот Ленин идею такую точно не просто так пропагандирует, надо бы к нему присмотреться повнимательнее.

— А в чем он не прав? Царская Россия угнетала угнетенные народы…

— Вы бы, прежде чем глупости говорить, все же подумали сначала. Вот взять меня: дворянин из второй части книги, дед мой дворянином был, причем во вторую часть его записали когда он жену-бурятку привез. Она, между прочим, к императору в гости без церемоний заходила, хотя и родилась в юрте. Кто ее угнетал? Русские солдаты кровью своей оберегали все эти, как вы говорите, угнетенные народы от врагов, и в дела их вообще русские люди не вмешивались. Сколько в столице князей горских бегало? Рядом с русскими князьями они безродными босяками казались — но Россия их привечала как своих же, с Ивана Великого род ведущих. А польские дворяне — в России иной мужик крепостной побогаче их жил — но шляхта эта, не научившаяся еще задницу чисто подтирать, привилегий имела как бы не поболее, чем русское столбовое дворянство. И русский мужик все эти угнетенные народы кормил, одевал и обувал, от себя последнее отрывая. Кто в империи жил хуже русского мужика? Да никто! И рассуждать после этого о русском шовинизме может только тот, кто зла желает России. А вот почему — давайте в этом разбираться. И когда разберемся… мы же уже умеем с врагами разбираться? Не очень, конечно, хорошо еще, но ведь научимся?

Больше спорить с Николаем Павловичем Иван Алексеевич не стал: пока этот странный «горный подполковник» борется, прием весьма успешно, с врагами советской сласти, можно его заскоки и потерпеть — тем более что некоторые инициативы Губельмана и ему казались, мягко выражаясь, неуместными и вредными. Хотя поведение Андреева он часто не понимал: вот и сейчас, когда законспирированные товарищи их города сообщили, что разбираться с пропажей большого количества боеприпасов по пути от Читы до Иркутска Колчак прислал жандармского полковника, он всего лишь задумчиво произнес:

— Жандармского? Да еще полковника? Среди жандармов дураков точно не было, надо бы с ним побеседовать.

— Зачем?

— А затем, что, похоже, Верхнеудинск мы вообще без потерь освободим. Причем очень скоро…

Глава 6

Полковник Малинин в Верхнеудинск выехал с тихой радостью. Армейцы его не любили, но в основной своей массе все же уважали. За то уважали, что был полковник абсолютно неподкупен и, по общему мнению, справедлив. Но вот Верховный его откровенно ненавидел, и ненавидел потому, что, скорее всего, догадывался: знает старый жандарм кое-что о его невинных финансовых шалостях. Хорошо еще, что не догадывался, что жандарм об этих шалостях знает гораздо больше, чем следовало — но все равно по Омску господин Малинин ходил оглядываясь. А разобраться с пропадающими грузами в эшелонах — тут от Верховного далеко, можно дышать спокойно. И спокойно расследовать это довольно странное дело.

Интрига крутилась вокруг воинских эшелонов, причем исключительно вокруг тех, что шли из Дальнего и Порт-Артура. Там в портах грузы получали представители Белой армии, проверяли все тщательно — а в Омск вагоны приходили опечатанными, но кое-что из вагонов пропадало. Большей частью по мелочи, что вообще можно было списать на ошибки принимающих эти грузы офицеров: то пары ящиков со снарядами не хватит, то патронов. Однако на такие ошибки ну никак нельзя было списать пропажу взрывателей к снарядам — причем если уж взрыватели и пропадали, то все и в нескольких вагонах сразу, превращая весь груз в бесполезный хлам. Японцы, к которым сразу были предъявлены претензии (ведь за перевозку по КВЖД отвечали именно они) стали грузы перепроверять по дороге — и выяснили, что «недостача» возникала на маршруте от Читы до Иркутска. Что было очень интересно, ведь все эти эшелоны относительно надолго останавливались лишь в Верхнеудинске, а там с них глаз не спускали ни американцы, ни те же японцы. Но грузы-то пропадали!

В том, что пропадали они не в Верхнеудинске, полковник убедился уже на следующий день после приезда в город: японцы, хотя и стояли в паре верст от него, дежурство на станции вели круглосуточно, причем усиленными ротами. Американцы и вовсе со станции не уходили, поселившись буквально напротив нее, и они к поездам подпускали только паровозные бригады и (после тщательного обыска, проводимого каждый раз при выходе на работу и по возвращении с работы) путейцев. Довольно немногочисленных пассажиров пропускали исключительно под охраной и только за пассажирскую платформу — а поезда пассажирские каждый раз оцепляли и с «нерабочей стороны», чтобы никто оттуда на пути выйти не мог. Но грузы — пропадали…

Николай Андреевич решил проверять приходящие в Верхенеудинск поезда: если выйдет понять, пропадают грузы до или после этой станции, то поиск места пропаж будет изрядно сокращен — но, несмотря на то, что для этой цели он захватил с собой «особую офицерскую роту», сделать это ему не удалось. По одной простой причине: стало не надо больше ничего искать.

В субботу, первого ноября к нему зашел некий человек, причем не просто зашел, а с приказом, подписанным капитаном Джонсоном. И приказ этот (хотя и оформленный как «просьба») был выписан для полковника Морроу, который и привел к русскому полковнику гостя. Ну да, полковник привел этого гостя по приказу капитана — вот только капитан Джонсон был полковнику подчиненным, а мистер Джонсон был племянником сенатора от Техаса, который мало того, что опекал родственника, так еще и был председателем военной комиссии Сената — и в