Полковник Карпо Гуртовый и писарь Семен Юрьев лишь руками развели, переглянулись, вздохнули, поклонились и вышли из комендантской. Мы, простые казаки, за ними, а за нами – Ашот. Догнал он нас в переулке и говорит:

– Господа казаки, дело ваше поправимое, только денег надо. Давайте десять золотых с воза, и соль ваша.

– Как наша? А Веденяпин? – спрашивает Гуртовый.

– Что Веденяпин? Давайте деньги и берите соль.

Смекнули мы, что Ашотка это не зря говорит. Развязали старшины кошели. Хоть была цена немалая, но соль стоила более того. И отсчитали мы сто пятьдесят золотых монет Ашотке. Увезли соль без помехи, а после узнали: Ашотка у Веденяпина соль нашу за полцены купил и нам же ее перепродал. Вот он какой хитрый… А турки пришли – им нужным стал.

Делясь думками своими, путники незаметно подошли к усадьбе барышника – глиняному строению, обсаженному тощими яворами.

У коновязи стояло несколько оседланных лошадей. Это заставило чумаков насторожиться. Чтобы избежать нежелательной встречи с турками, они спрятались за деревьями. Сделали это вовремя, потому что вскоре дверь хаты распахнулась и из нее вышел богато одетый хромой одноглазый турок, которого сопровождал толстый краснолицый человек в феске.

Толстяк проворно подбежал к коновязи и подвел лошадь к одноглазому хромцу.

– Почтеннейший Халым, садись на своего скакуна, – отвесил толстяк поклон одноглазому.

Тот, несмотря на хромоту, ловко вскочил в седло и важно кивнул толстяку, который почтительно поцеловал его стремя.

– Не забудь своего Ашота, милосердный, когда приедешь к паше, – закричал толстяк. Он долго смотрел вслед всаднику, а когда тот отъехал, оглянулся по сторонам и плюнул на дорогу.

Семен дернул за руку Кондрата, и они вышли из-за явора.

– Ашот, принимай гостей, – сказал басом Чухрай.

Хозяин усадьбы вздрогнул от неожиданного возгласа. Его красное лицо стало суровым. Ноздри ястребиного лоснящегося носа побелели. То ли от испуга, то ли от гнева.

– Кто вы и откуда? – грозно спросил он чумаков, вытягивая из-за широкого кушака пистолет.

– Не узнаешь, Ашот? Я – Чухрай…

– А с тобой кто? – не меняя тона, продолжал толстяк.

– Со мной Кондратка, сын Ивана Хурделицы.

Ашот тревожно глянул на дорогу, затем распахнул дверь усадьбы.

– Заходи в хату, да поскорей! Там разговор у нас будет.

В маленькой комнатушке без окон, освещенной чадящей плошкой, хозяин усадил Чухрая и Хурделицу на мягкие подушки из бараньей шкуры. Наполнив кружки вином, он поставил их перед гостями, сам сел рядом, снял феску с лысой продолговатой, как дыня, головы и стал, прикрывая глаза, слушать Чухрая. Кондрату казалось, что хозяин усадьбы заснул, слушая монотонную речь Семена. Но лишь только тот дошел до рассказа о походе за солью, Ашот встрепенулся.

– Нехорошо! Ай, ай, как нехорошо, – покачал он лысой головой.

– Что нехорошо? – в недоумении спросил Чухрай.

– Не понимаешь? Ай, ай! А еще старый человек. – Ашот вдруг вскочил с подушки и пощупал переливающиеся под сукном жупана мускулы Кондрата.

– Ты гляди, Чухрай, гляди! Ему не солью торговать. Ему саблей золото добывать. Худо ты, старый человек, научил молодого. Ай, как худо! – закричал хозяин.

Но, быстро успокоившись, снова сел рядом и еще подлил вина в кружки гостей.

– Пейте, это я так, – сказал он, словно извиняясь за свою горячность. – Душа у меня болит, когда вижу, что хорошие джигиты зря пропадают. Мне джигиты вот так нужны, – провел ладонью по волосатому кадыку своей толстой шеи Ашот. И, понизив голос, добавил: – Такие, как вы, джигиты нужны. Поступайте ко мне служить. Джурами сделаю. Работа легкая: то скот перегонять, то худых людей рубить. Если дело опасное – в долю брать буду. Согласны?

– Да ты постой торопиться. Мы к тебе по другим делам. С ними покончить надо, а потом за новые браться, – ответил Чухрай.

– Правильно, – согласился Ашот. – Давай кончать будем старые дела.

– Так вот. Говори, Кондрат, что хотел…

– Меня Лука-сербиянин просил увидеть Николу Аспориди. Слово ему передать, – сказал Кондрат. – Ты помоги к нему в кофейню пройти.

– И все? – спросил Ашот.

– Все.

– А твое дело? – обратился он к Чухраю.

– Жинку ищу полоненную. След ее найти…

Ашот захохотал.

– Да я тебе вместо нее десять баб найду, – сказал он, подмигивая.

– Мне и ста не надо за жинку мою, – нахмурился Чухрай.

Лицо Ашота стало серьезным.

– Все сделаю… А служить ко мне пойдете?

– Ты, хозяин, сначала сделай, что просим, а потом уговор держать будем, – отставил кружку с вином Кондрат. – Негоже так!

– Ай, горячий какой! – вскочил с подушки Ашот и взял за плечи Кондрата. – Не сердись. Садись, пей вино.

– Не горячись, Кондрат, – сказал Чухрай.

Молодому казаку хотелось встать и выйти из комнаты.

Но, подумав, он пересилил себя. Не стоило ссориться с Ашотом, который при желании мог сделать много плохого всем его товарищам. И Кондрат взял кружку в руки.

– Вот так будет лучше, – проговорил удовлетворенно Ашот. – Зачем горячишься? Ведь худо теперь вам, запорожцы! Царица Сечь вашу закрыла… Куда вы денетесь? В холопы пойдете? Под нагайки панские?.. Трудно вам, но я вас выручу. У меня храбрый джигит всегда дело себе найдет и золото заработает. Много, много золота.

– Хвастаешь? Что золото твое, когда ты сам под турком живешь. Захочет турок и отнимет… – сказал Кондрат.

– Не знаешь ты! Клянусь святым крестом и Магометом, что турки у меня вот где. – Ашот сжал короткие толстые пальцы в кулак. – Вот где!

– Да, видали мы, как ты только что зад целовал одноглазому, – насмешливо прищурился молодой казак.

– Дурень! Ай, какой дурень! – вскипел хозяин. – Что ты видел? Ничего ты не видел! Знаешь, кто одноглазый?

Это мой лучший кунак Халым. Я с ним дела делал! О! Халым большой человек! Такого не грех и в зад поцеловать. Он доверенный человек Ахмета-паши, домоправитель его и главный шпион. Вот кто такой Халым! У него только один глаз, но видит он все, словно шайтан. Недаром сами турки зовут его всевидящим оком паши. Но я скажу лишь одно слово, и Халым сделает для меня все. Скажу ему узнать о твоей жинке, Чухрай, – узнает. А скажу всех вас в море утопить вместе с солью вашей – янычары Халыма утопят! – Ашот с торжеством посмотрел на чумаков.

Кондрат хотел было ему ответ дать, но Семен незаметно ткнул его локтем под ребро: лучше, мол, помолчи.

– Ты прав, Ашот. Кондратка горяч, по молодости не разумеет многого. Ты помоги нам, а мы у тебя в долгу не останемся, – сказал старый запорожец, поднимаясь.