Впрочем, нет, есть еще третий вариант. Охотник на некромантов доберется до профессора прежде, чем тот решит, как со мной поступить.

Я зажмурилась так, что заныли веки. Как будто я смогу этому помешать. Как будто, если расскажу, кто я такая на самом деле, это что-то изменит.

К слову, «что-нибудь» вполне может случиться и со мной. Я же тоже теперь вроде как некромант. Личинка некроманта, если уж начистоту, и все же… Пока студентов не трогали, но кто знает, как долго продлится это «пока».

И получается, что мы с Винсентом на одной стороне. Или просто мне так кажется, потому что я очень хочу ему верить? Пропади оно все пропадом, должен же человек хоть кому-то верить!

Я поставила кружку. Сжала ладони между колен, чтобы не было видно, как дрожат руки.

– Хорошо, будь по-твоему. Лучше объясниться сейчас, пока тебе не взбрело в голову найти мага крови… ведьмака, чтобы заставить меня говорить.

– Я бы никогда не… – вскинулся он. – Всему есть предел.

Я пожала плечами.

– Ты прав, всему есть предел. И я не хочу проверять, когда ты дойдешь до своего, зная, что твоя жизнь под угрозой. Нет, не с моей стороны, но если кто-то в самом деле решил оставить этот город… Джеим без некромантов, он не остановится. Понять бы еще зачем?

– Самому бы мне это понять, – горько усмехнулся он.

Я кивнула. Снова помолчала, подбирая слова.

– Ты прав еще и в том, что я действительно не бедная неграмотная девочка. До того, как меня убили, – он вскинул брови при этих словах, – у меня было высшее… университетское образование и нормальный заработок. Я судебно-медицинский эксперт.

Винсент нахмурился.

– Каждое слово по отдельности я понимаю, но вместе получается нелепица…

– Это человек с медицинским образованием, – объяснила я. Он вскинул бровь и пришлось пояснить еще: – Со знаниями целителя. Но не лечит людей, а определяет для суда, насколько пострадало здоровье пострадавшего. После побоев, других травм. Описывает повреждения, предполагает, как давно они могли случиться. Устанавливает причины смерти, если они неизвестны. Определяет личность по останкам. Скелету или фрагменту тела – словом, когда по лицу или другим приметам опознать невозможно.

– Поднять духа и расспросить, всего-то, – пожал плечами Винсент. – Но сочетание странное. Целитель и некромант одновременно?

– В нашем мире нет магии, поэтому поднять мертвеца и расспросить просто не вариант. С исцелением то же самое. Так что остается только голова, руки и лаборатория. Микроскопия, биохимия…

– Алхимия?

– Химия, – поправила его я. – Только свойства веществ и их соединений. Никакой магии, никакой философии. – Я вздохнула. – Сделай еще чая, пожалуйста. Во рту пересохло.

Поверит или нет? И что будет потом? Сейчас Винсент не походил на человека, подозревающего, будто его изощренно водят за нос, но кто знает, что у него в голове на самом деле?

– Надо думать, пересохло. – Он снова плеснул воды в чайник. – Если уж мне хочется зажмуриться, закрыть уши и твердить «этого не может быть, потому что не может быть никогда».

– Мира без магии?

– Не только. Вообще. – Он неопределенно повел рукой.

Я хмыкнула – зато честно – и продолжила:

– Собственно, поэтому я и замечаю детали, которые нормальные люди не видят. Это моя работа последние шесть лет. Точнее, была моей работой. Пока меня не убили, и я не оказалась здесь.

Может, Винсенту и в самом деле хотелось зажмуриться и твердить, что такого не бывает, внешне это желание никак не проявилось. С другой стороны, не слышно было в его интонациях и той преувеличенной доброжелательности, с которой умные люди разговаривают с теми, кого считают опасными сумасшедшими. Напряженное внимание – вот, что было на его лице. Может, и поверит.

– Как вышло, что тебя убили?

– Оказалась не в то время не в том месте и нарвалась на маньяка… серийного убийцу.

– Так вот почему…– Он вдруг рассмеялся. Быстро оборвал смех. – Извини. Ситуация вовсе неподходящая для веселья. Но, кажется, мне досталось за чужое злодеяние. Легко отделался, учитывая все обстоятельства.

– Да нет, все нормально, – тоже улыбнулась я. Неужели поверил? И не собирается ничего предпринимать? – Это ты меня прости. Мне перерезали горло…

Его улыбка погасла.

–…а потом вдруг открываю глаза, а надо мной какой-то мужик. Вот, и… – Я развела руками. – Обычно я не бью морды направо и налево.

– Да, я помню, только если первыми распускают руки.

Не злопамятный, просто злой и с хорошей памятью, чтоб тебя!

Он посерьезнел.

– Все это звучит довольно логично…

В самом деле? По-моему, так абсолютно бредово!

– …по крайней мере, навскидку я не вижу явных противоречий. Спонтанное пробуждение дара действительно убило ту девушку, такое случается, когда он силен. В ее тело притянуло тебя. Тоже, в общем, логично. Идеальное соответствие сознания и дара.

Скорее всего, так и есть. Потому что я совершенно точно не поднимала те «полкладбища», о которых Виснент упоминал ночью. Вот три последних зомбака – однозначно моя работа, хотя я так и не поняла, как это вышло.

– И становится ясно, откуда у тебя столь необычные для девушки твоего возраста… – Он осекся.

– Для женщины моего возраста и профессии – самые обычные знания. А это… – Я зачем-то огладила юбку. – Утром я шарахнулась от зеркала. Но, думаю, привыкну.

Интересно, спросит, сколько мне лет? Или здесь, как и у нас, неприлично напрямую спрашивать такие вещи у женщины?

Не спросил. Разлил свежий чай, очень аккуратно – мне показалось, что преувеличенно аккуратно – поставил на стол чайник.

– А еще твой рассказ в точности соответствует ереси, которую проповедуют ведьмаки. Они говорят, что человеческая жизнь сама по себе не имеет значения, важна лишь польза, которую принес человек. Средний человек ничего из себя не представляет, значит, ценна только сила, которую можно извлечь из его жизни, и цель, которой эта сила послужит. Потому что душа непременно возродится в новом теле. Именно душа – бесценна, а тело человека ничем не лучше тела, скажем, курицы. Или коровы.

И, значит, можно резать кого ни попадя безо всяких угрызений совести. Удобно устроились. Эти ребята – если то, что о них говорят, правда – нравились мне все меньше и меньше. Но кто отличит, где правда, а где оговор?

– Одна из наших религий тоже утверждает, что после смерти душа находит новое воплощение, – заметила я, кивком благодаря за протянутую кружку. – Правда, ее последователи говорят, будто следующее воплощение будет зависеть от того, как прошло теперешнее. Можно оказаться собакой. Или деревом.

– Занятно, – Винсент отхлебнул чая. – Только я говорил не о религии. Вера