– Я все исполню, госпожа, если вы этого пожелаете.

– В таком случае, оставь ключ себе. Будешь приносить мне шкатулку уже открытой.

– Госпожа… Вы настолько доверяете мне?

– А почему я не должна тебе доверять? – искренне удивилась баронесса Грей.

Лайза смиренно опустила голову.

– Вы можете мне полностью доверять, госпожа, – почти искренне проговорила воровка.

Джон недовольно кашлянул. Поступок юной баронессы, по его мнению, граничил с безрассудством. К тому же не было никаких оснований подозревать, что на колье Анны-Марии кто-нибудь покусится. Так думал дворецкий, пока девушка не развеяла его уверенность.

– Вчера у виконта были перстни и подороже, чем его «дворянская честь». Однако же воры взяли только это кольцо. Это неспроста, Джон. Вы согласны? – произнесла баронесса, допила последний глоток кофе и покинула столовую.

Лайзу она нашла в своей спальне. Девушка складывала на место заколки, все еще лежавшие на столике перед зеркалом.

– Я рада, что тебе сегодня лучше, – улыбнулась Анна-Мария, заходя в комнату.

– Спасибо, госпожа, – с поклоном ответила служанка. «Да и может ли быть иначе теперь, когда я нашла надежное место для улик, могущих вывести полицию на меня…» – подумала Лайза.

Ее невольную улыбку Анна-Мария приняла за проявление хорошего настроения.

Столичное общество терялось в догадках, не зная, какого мнения следует придерживаться относительно баронессы Анны-Марии Грей. Она была слишком очаровательна, чтобы возможно было рассердиться на нее из-за оброненных в пылу минутной обиды слов. Она была слишком богата и знатна (в силу удачного замужества), чтобы в случае серьезного скандала можно было размышлять о ней, как о всякой другой девице в высшем свете.

Однако все эти соображения не имели вовсе никакого значения для той, кто превосходил Анну-Марию и знатностью, и богатством, и очарованием (пусть и существующим лишь в умах окружающих). Ее величество София, высказывая свое мнение о баронессе Грей, могла не оглядываться на окружающих, равно как и на саму Анну-Марию.

Стоит, правда, заметить, что мнение одного человека все же волновало королеву. Человеком этим был ее супруг – король Эдуард, и, видимо, поэтому он стал первым, кого ее величество удостоила сомнительной чести выслушать свой гневный отзыв о поведении Анны-Марии в имении его благородия барона Грея.

– И это отвратительное создание теперь будет «радовать» нас своим соседством! – закончила королева выразительный монолог, ни единым жестом, ни единым вздохом не прерванный его величеством Эдуардом.

– Вы, вероятно, ждете моего одобрения? – обронил король, продолжая сидеть в кресле малой гостиной так же лениво откинувшись на спинку и с тем же непроницаемым выражением лица, что и последние пятнадцать минут.

Его тон, его безразличие, что неудивительно, возмутили королеву. Заламывая руки, она стала нервными шагами мерить комнату. Сетования на то, что в спутники жизни ей достался самый черствый человек, какого только могло породить человеческое племя, не прекращались ни на миг. Так продолжалось минут десять, пока ее величество не остановилась, внезапно осознав, что король не только не слушает ее, но даже не смотрит в ее сторону. А ведь замечать рыжеволосую женщину в алом платье на фоне серо-голубых стен гостиной было не так уж и сложно.

– О! Как вы жестоки, мой супруг! – застонала королева.

– В этом мы с вами похожи, моя дорогая.

Королева удивленно приподняла бровь, давая понять, что ждет объяснения.

– Я, по вашему мнению, извожу вас своим хладнокровием, вы меня – своей подозрительностью.

Король Эдуард поднялся с места. Он знал, что ее величество всякий раз теряется, когда он спокойно и преданно смотрит на нее с высоты своего немалого роста. Расправив замявшийся подол камзола, его величество сделал шаг в сторону королевы. Она, не отдавая себе в том отчета, протянула королю руку, которую его величество Эдуард взял в свою ладонь с нежной улыбкой.

– Вы говорите о том, что Анна-Мария стала причиной ухудшения самочувствия барона Грея, – ласково заговорил его величество Эдуард. – Но, исходя из тех сведений, которые имеются у меня, здоровью его благородия можно позавидовать. Вы говорите, что Анна-Мария несносный ребенок, невоспитанный, своенравный. Но вспомните себя в ее годы. Разве не были вы похожи на нее? Вы говорите, что ее соседство будет неприятно нам. Но разве может цветок быть неприятен взору тех, кто изо дня в день вынужден видеть старую пожухшую траву? Моя дорогая, вы несправедливы к этой девочке.

Королева внимательно слушала супруга, но смысла сказанного не улавливала, как понял король Эдуард по ее реакции на последние слова. Услышав несправедливый, по ее мнению упрек, женщина вырвала руку и обрушилась на его величество с новой речью, пожалуй, даже более эмоциональной, чем прежде.

– Вы защищаете ее? Как смеете вы это делать? Мой король, эта девица опозорит нас! Что если ей вздумается явиться на бал, когда его посетят иностранные гости? Какого мнения о нас будут?..

– О нас?! О, моя дорогая! – наконец разгадав терзавшие супругу страхи, с уловимыми в голосе нотками возмущения заговорил король. – Признайтесь, ведь вас в последнюю очередь интересует, какого мнения будут зарубежные гости о нашем обществе! Куда больше вас беспокоит ваше собственное положение, которого вы (как вы полагаете) можете лишиться по вине баронессы Грей.

Ее величество попыталась возразить, но перебить короля оказалось не так-то просто. Поэтому, королева София только своим видом, а не словами, выказала поднявшееся в душе возмущение.

– И я, кажется, догадываюсь, что стало причиной вашей ревности, – продолжал тем временем король. – Мои частые прогулки в одиночестве этим летом и близость летней резиденции к имению «Небесный цветок». А теперь подумайте, если бы я, в самом деле, заслужил ваших подозрений в супружеской измене, стал бы я подтверждать теперь то, что действительно был в указанные дни в гостях у Анны-Марии?

Побледнев, королева опустилась на диван. Оказалось, она была совершенно не готова услышать подтверждение своим догадкам.

– Да, я гостил у нее и только. Мы пили чай, мы гуляли по саду, мы беседовали о многом. И когда она говорила, что любит меня, и когда я отвечал, что наши чувства взаимны – все это относилось лишь к братским чувствам, связывающим нас. А посему, я приказываю вам держать ваше мнение об этой девочке при себе и не вторгаться в ее дела так, как если бы это были дела политические. Ведь вы еще не забыли, что дали мне обещание никогда не совать вашего прелестного носика в политику?

Его величество наклонился и поцеловал супругу.

– Вы пытаетесь убедить меня в том, что эта девица в самом деле ваша сестра? – поинтересовалась королева.

– Я пытаюсь убедить вас лишь в том, что люблю вас, моя дорогая София, – ответил король Эдуард.