смотрящий так орал, чтобы его спасли… Мы на всякий случай даже три раза переспросили нежитезащитника, можно ли грохнуть столь ценный экземпляр?.. Зато после больше такие проверяющие на практику к нам, адептам темного крыла академии, не напрашивались. Исключительно к светлым. Иллюзорная магия и целительство, они побезопаснее будут. И плевать, что из редчайших мифических существ там только выспавшиеся во время сессии студиозусы.

Тут уж фыркнула я, припомнив свою интернатуру. И поведала Дьяру о коварстве милых на вид бабушек – божьих одуванчиков, которым даже гугла не надо, чтоб диагноз себе поставить. «Рубец у меня вспух», – утверждала как-то такая пациентка, тыча себе в поджелудочную. И пить таблетки отказывалась, требуя назначить капли зеленена и настойку подорожника.

Или дитятко двадцати пяти лет от роду, которое заявилось в десять вечера в отделение неотложки с фурункулом на носу, что был размером со сливу. Но ладно бы это. Так он прибыл с мамашей, которая одна может взять штурмом Генуэзскую крепость, протаранить ворота, разнести барбакан, проделать в стене вентиляционное отверстие размером со слона и не заметить этого. А все потому, что сыночке плохо. А дите само к врачу раньше не могло прийти, ибо матушку с работы ждало. И вот смотришь на такого «мальчика» и даже не сомневаешься: его не произвели на свет родители, а нашли. В капусте. Поздней осенью. Да к тому же и с отмороженными мозгами.

А матушка меж тем бушует, ругается, грозится президенту написать, если кровиночке срочно не помогут, и… тут же оспаривает любой вариант лечения, из-за чего так и хочется вручить ей в руки ланцет со скальпелем и ватный тампон со словами: я уверена, вы справитесь лучше!

А ведь бывали еще и экстренные случаи, когда совсем не до смеха…

Дьяр на это заметил, что в этом мире целители не столь щепетильны. Особенно в военных госпиталях. И будешь выделываться, оспаривая лечение, тебе предложат самое действенное из лекарств – лопату.

– Чтоб ей корону всяким умникам поправлять? – предположила я.

– Скорее, чтобы о себе, точнее, своем погребении заранее позаботился и могилку выкопал, – просветил Дьяр, добавив: – Обычно после такого назначения даже самые ретивые начинают понимать, кто тут инквизитор, а кто ведьма. И безропотно соглашаются на любое истязательств… прошу прощения, лечение.

– Хм… Знаешь, а мне нравится здешний подход к медицине.

– Слышать такое от мага смерти… неожиданно, – отозвался напарник.

За этим разговором я не заметила, как к небу на золотисто-багряных крыльях взмыл вечер, укрыл солнце одеялом пушистых облаков и убаюкал, погрузив лес в темноту. И настала пора думать о ночлеге.

Развести костер мы и не помышляли: нас искали, и дым даже от малого огня не хуже сигнальной ракеты выдал бы нас гончим. Сидеть и трястись под раскидистым дубом или мерзнуть на голой земле не хотелось. Потому Дьяр сделал лежанку. Хорошую. А вот спина у меня оказалась плохой. Не приспособленной к сну на ветках. А лежанка – та да, очень хорошая.

Вот только ночь в предгорьях оказалась кусачей до холода. Потому я плюнула на свое стеснение, которое мне могло слишком дорого обойтись – вплоть до воспаления легких. Припомнив поговорку «комплексам – время, а психологу – семь тысяч за час», взяла да и придвинулась к Дьяру, лежавшему в полуметре от меня, как можно ближе. Думала, что он уже уснул… Не уснул.

– Ты сейчас ко мне пристаешь? – уточнил он, глянув через плечо.

– Нет, блин. Просто хочу похитить твою девич… тьфу, мужскую честь и надругаться, – возмущенно цыкнула я, стуча зубами и отринув остатки стеснения. А что? То, что сейчас звучит как чушь и бред, завтра может стать как твоим позором, так и новым течением в философии.

– Надо мной всем или только над моей честью? – педантично уточнил напарник, которого эта возня, похоже, забавляла.

– А ты разве со своим достоинством идешь по отдельности, а не в базовой комплектации? – заинтересовалась я.

– Таких прямых вопросов мне девушки еще не задавали. – По блеску глаз Дьяра я поняла, что он имел в виду то самое достоинство, которое обусловлено у мужчин Y-хромосомой, а никак не духом благородства.

– Пошляк! Я просто мерзну и пытаюсь согреться.

– Ну вот… Зачем? Нормально же все начиналось… – столь притворно-наигранно отозвался напарник, что сомнений не осталось: паясничает. Но затем Дьяр повернулся ко мне и уже совершенно серьёзно предложил: – Давай согрею.

Я, замерев на миг, кивнула, и, помедлив, уточнила:

– Чур, не приставать!

– Женщины, как же с вами сложно, – беззлобно усмехнулся Дьяр. Его голос успокаивал. – Будешь приставать – скажут: насильник. Не будешь – скопец. Но не переживай, я слишком устал для подобного. Да и…

Он оборвал сам себя, и сильные руки обняли меня, и сразу стало тепло. Так тепло, что даже жарко. Я, уткнувшись ему в грудь, уловила запах дикой мяты и можжевельника. А еще почувствовала, как Дьяр дотронулся носом до моей макушки и его теплое дыхание защекотало затылок.

И тут его рука замерла, а все тело напряглось. Еще один глубокий вдох, от которого мужская грудь прижалась ко мне еще ближе. Словно он, как ищейка, что-то почувствовал. Я же ощутила лишь, как бешено забилось сердце в мужской груди.

Я вдруг осознала, что лежу в объятьях почти незнакомца. Ночью. В лесу. И представила, чем это может закончиться. Воображение, не иначе как измученное стрессами, нарисовало картину из поцелуев и прикосновений… От этой мысли я вздрогнула, испугавшись. Но самое страшное было даже не то, что может случиться, а то, что мне это было бы не противно, а… необычно.

Я не была невинной наивной фиалкой, как Уикроу. И даже умудрилась побывать в гражданском браке (целый год!) и понять, что замужем мне не понравилось и я больше туда не хочу. Потому знала, что значит чувствовать мужские руки на своем теле, но сегодня… пальцы, дыхание, прикосновения Дьяра – все это рождало совершенно новые ощущения, которые точнее всего можно было описать как странные.

И я испугалась этой своей реакции гораздо больше, чем самой ситуации. Вздрогнула, рефлекторно отстраняясь. Откинула голову и встретилась со злым взглядом Дьяра, так же, как и я, лежавшего на боку.

– Согрелась? – стиснув зубы, произнес он.

– Вполне. – Я сглотнула.

Хотя «согрелась» – это было слабо сказано. Я чувствовала себя бикфордовым шнуром, по которому только что пробежало пламя, и теперь он, обугленный, лежит горячим пеплом, от которого еще исходит дым.

Мне хотелось вскочить, убежать прочь от только что случившегося и не случившегося одновременно, но главное – от этого мужчины. Вот только мне мешала