Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотри, какая тетка ядреная на паперти стоит. В капроновых чулках. На ней еще пахать да пахать можно. Крепкая, сбитая, как дуб, здоровая, а она милостыню просит. И не стыдно бабище.
Валентина даже глаза не открыла. Пусть говорят. Язык у человека существует для того, чтобы что-то говорить. Неважно, что люди скажут и что станут говорить потом. Она была полностью и целиком поглощена противоправными комбинациями. Валентина втайне замышляла корыстное преступление. Преступный умысел слагался против совести, зато в полном ладу и согласии с разумом. Неожиданно на ладонь звучно шмякнулся смачно сияющий двухрублевик. И еще один. И еще. Целый червонец за сорок минут. Вообще-то, маловато, ведь время неумолимо идет вперед. Часы тикают, песок вечности неустанно сыплется. Валентина сунула милосердные монеты в карман и вновь протянула руку под дождь. Вместе с монетами на жаждущую милостыни ладонь посыпался дождик. Какие-то мокрые деньги. Сырые деньки. Мрачные предчувствия. Валентина слишком нервно вздрогнула, когда кто-то бережно тронул ее влажную руку.
– Валентина, а ты что тут делаешь? Совсем с ума сошла, что ли? – изумленно сказал мужской голос откуда-то сверху.
Будто это сам всевышний вдруг спустился с протекших небес и решил заговорить с наглой нищенкой. Валентина открыла глаза, подняла голову и посмотрела в серую дождливую муть. И вновь зажмурилась. Измученная женщина не поверила своим глазам. Красивый мужчина в серой шляпе, кашемировом пальто и блестящих ботинках заботливо склонился над ней. Странное зрелище. Кругом наводнение. Все мокрые и влажные, будто вечно заплаканные. А этот сухой. Чистый. Свежий. Элегантный. И вода его не мочит. И огонь не берет. Инопланетянин какой-то. Сразу видно, нездешний. Валентина была уверена, что раньше она никогда не видела этого человека, нигде его не встречала и вообще никогда не состояла с ним в близком знакомстве, впрочем, и в дальнем тоже. У Левы тоже нет таких знакомых. У капитана в обиходе все обычные люди. Мокнут, когда их мочат, тонут, когда их топят, горят, когда их поджигают. Все как у людей. Имеется в виду, у нормальных людей. А этот – явно какой-то ненормальный. С неба льет, как из ведра, все кругом мокрые и грязные, а этот сухой и стерильный, как детские памперсы из рекламы.
– Валентина, ты что, не слышишь меня? – продолжал допытываться незнакомец в сухой одежде.
Мужчина был без зонта. Капли дождя стекали по его ботинкам, будто по маслу. Наутюженный. Ухоженный. Вымытый. Приятный мужчина, но до Левы ему далеко. Ни один самый обаятельный мужчина не сравнится с любимым капитаном.
– А я вас знать не знаю, – пробормотала Валентина, – в первый раз вижу. Вы кто такой, что вам от меня надо?
Она упорно отталкивала его сухую горячую ладонь.
– Это я-то кто такой? – еще больше изумился мужчина. – Ну, ты даешь, Валентина! Не ожидал от тебя. Ты что, не узнаешь меня?
– Да не знаю я вас, – обозлилась вдруг Валентина, – проходите, гражданин, мимо. Идите туда, откуда пришли. Я вас не трогаю. Я вообще никого не трогаю. Стою себе спокойно. Идите, идите уже, а то я милицию позову. Милиция! Милиция!
– Да не ори ты так, Валентина, никуда я не уйду, не прогоняй меня, – совсем развеселился сухой чужестранец, – хочешь, рядом с тобой встану? Вместе будем просить подаяние. Из нас получится отличная пара. Хочешь, Валь?
– Не хочу, не хочу, не хочу, идите, мужчина, отсюда подобру-поздорову, здесь конкуренция, и без вас хватает всяких нищих, да и за место заплатить надо, – злобно зашипела Валентина.
Она нервничала, злилась, разговаривала с незнакомцем, как с проходимцем.
– Что, что здесь? Конкуренция, говоришь. – Мужчина спустился с парапета и бухнулся на колени рядом с Валентиной. – А мы эту конкуренцию раздавим. Вдвоем навалимся и раздавим. Вдвоем ничего не страшно. Ты ведь поможешь мне, Валентина?
Женщина молчала, с трудом сдерживая нарастающий гнев. Не хватало еще делиться с кем-то. Самой мало дают, а тут еще один нахлебник нашелся, сел на шею и ноги в лакированных ботинках свесил. Теперь висят по обе стороны промасленные туфли, болтаются, по щекам бьются. Откуда этот наглый мужик взялся, с неба упал, что ли?
– Подайте, ради Христа, – неожиданно визгливым и резким голосом запел странный чужестранец, – мы не местные, погорельцы, недавно поженились, новобрачные мы, жених с невестой, а жить негде, жрать нечего, куска хлеба не-е-ету-у!
– Перестаньте вы, наконец, – прошипела Валентина, она покраснела, от стыда даже слезы выступили на глазах, – креста на вас нету. Посмотрите на себя, ну какой вы погорелец, то, что не местный, это, пожалуй, сразу видно, а на погорельца вы совсем не походите. И до нищего вам далеко. И какие мы с вами новобрачные? Тоже мне, сказанули, жених с невестой! Да замолчите вы, ради бога. Вон люди мимо проходят. Деньгами обносят. А мне две тысячи баксов срочно нужны. До зарезу нужны. Хоть в гроб ложись, как нужны! Умру я без этих денег.
Валентина сердито ткнула мужчину в кашемировый бок. Незнакомец зашатался от толчка, но устоял.
– Скоко-скоко-скоко? Две штуки баксов? Валентина, да ты точно с ума сошла, как я посмотрю. Откуда на паперти такие деньги? Вон у тебя в руке червонец светится. За сколько ты его насобирала?
Мужчина кривлялся, гримасничал, всяческими способами заигрывая с Валентиной. Он как бы кокетничал, но, по-мужски, завлекая Валентину в свои сети.
– За час, – недовольно кривясь, сказала Валентина.
– То-то и оно, что за час всего один червонец насобирала. А за две штуки надо стоять здесь под дождем три месяца. Может, и чуть побольше, ты согласна со мной, матушка моя?
Мужчина ловко подхватил пятьдесят рублей, подброшенные в его ладонь какой-то игривой дамочкой.
– Вам сдачи не надо, а, женщина? – крикнул элегантный господин, но коварная дамочка уже скрылась в дождливой пелене.
И тут же, сверкнув молнией, в его руку упала сторублевая ассигнация. Это глубокой-то осенью и вдруг молния… Валентина восхищенно ахнула. Следом блеснула ослепительной синевой тысячерублевая купюра. Удачливый конкурент едва успевал прятать деньги в кожаное пухлое портмоне. Валентина с нескрываемой завистью провожала взглядом заветные дензнаки. Людское милосердие на глазах уплывало в чужой кошелек. И без того полный денег.
– Валентина, учись, как надо деньги зарабатывать, – хвастливо заявил конкурент, хватаясь за мокрый кончик нового денежного счастья.
В его руках деньги почему-то не намокали, не отсыревали, они либо высыхали на глазах, либо оставались сухими, будто только что вышли из-под печатного станка. Желанные, заманчивые, искусительные, соблазнительные до обморока. Новенькие-е-е-е…
– А как надо? – прошептала Валентина, мучаясь от осознания собственной никчемности.
– Если ты решилась выйти на паперть с протянутой рукой, тогда прибери себя, нарядись, умойся, подчепурься, все чин чинарем, чтобы людям приятно было отдавать деньги. Вон той старухе никто не даст, ничего и никогда, ни одной копейки. Она грязная и лохматая, наверное, в бане не мылась уже полгода. Кому это надо? А никому. Согласись, что чистому и красивому человеку всегда подадут. Приятно помогать хорошим людям, ведь все наивно думают, что с ними не случится никакая беда. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Не верят они в плохое. Вот и покупают себе будущее благополучие и душевный покой. Откупаются от всевозможных несчастий. Ты согласна со мной, Валентина? – сказал элегантный нищий и спрятал заработанные деньги в портмоне.