На утренний визит жаловаться было грех.

* * *

Уже через два часа арестованного Епифанцева доставили в участок. За несколько дней, миновавших со дня их последней встречи, Фрол Терентьевич заметно сдал. Лицо заросло неприглядной серой щетиной, безукоризненный пробор приобрел форму змейки. Кожа потеряла прежнюю упругость и теперь провисала на скулах мелкой сеточкой морщин. Сам он как-то заметно отощал и сгорбился, как если бы взвалил за эти дни на свои худые плечи добрый десяток лет. Только черные глаза, малость запавшие в орбиты, смотрели настороженно и зло.

– С чем пожаловали? – невесело буркнул Епифанцев, глянув на Виноградова, сидящего за столом.

Григорий Леонидович невольно хмыкнул.

– Это вы пожаловали, милейший, – сдержанно поправил он, оглядывая его отощавшую фигуру. – А я уже давно вас здесь поджидаю. Присаживайтесь. У нас с вами будет о чем поговорить.

Губы Виноградова слегка скривились. Каземат – это не номер гостиницы. Вместо меблированной комнаты – арестантская, вместо пуховой перины – пук соломы. К брюкам Епифанцева пристал какой-то мелкий сор, но, похоже, что он уже давно не обращал на него внимания. Но сел с удовольствием, видно воспринимая предстоящую беседу как некую передышку от затхлой камеры.

– А знаете, мне удалось отыскать ваших сообщников, с которыми вы ограбили банк? – не без торжества произнес Виноградов.

На лице Епифанцева обозначилось нечто похожее на снисходительную улыбку.

– Это как следует понимать? Полицейская провокация, так, что ли? Мне тут в камере объяснили, что наша беседа может протекать в таком русле, но я никак не думал, что это все-таки произойдет.

– Хочу вас поправить, гражданин Епифанцев, – в голосе Григория Леонидовича проступили строгие интонации. – Мы не занимаемся провокациями, а ведем уголовные дела. А дело обстоит так – произошло ограбление, имеется подозреваемый, против которого свидетельствуют все факты, и нам требуется докопаться до истины.

Лицо Епифанцева исказила злобная улыбка.

– Мне так и говорили, что стоит только угодить в полицейский участок, как тотчас на тебя навешают всех собак… И о чем факты?

– Мы установили ваших сообщников. Это некто Тимофей Иванович Макарцев, весьма способный медвежатник! И Ираклий Зосимович Евдокимов. Тоже весьма известная личность в преступных кругах. Прежде каждый из них работал самостоятельно и имел целую свору наводчиков и осведомителей. Но вот сейчас почему-то они решили объединиться. Вы не подскажете почему?

На побелевшем непроницаемом лице отчетливо проступила густая щетина. Виноградов невольно обратил внимание на то, что произрастала она неровно, особенно рельефно волосяной покров выделялся на верхней губе, вытянувшись в волнистую линию, и неряшливыми клочками выступал на скулах и подбородке.

Беспристрастное лицо разодрала вымученная улыбка.

– Опять вы со своими полицейскими штучками!

– Не хотите отвечать? Что ж, тогда я сам вам скажу почему. Уж слишком большой куш был на кону! А поодиночке вам просто не управиться. Предстоящее ограбление вы продумывали ой как давно! Для этого ограбления вы даже купили ресторан, смежный с банком. Кстати, мне даже известно, что вы переплатили за него в полтора раза, не торгуясь, понимая, что в случае удачи окупятся любые затраты. Потом вы стали подыскивать подходящих помощников. В преступной среде у вас немало знакомых. Среди них и те, с которыми вы хотели ограбить «Московский банк»…

– Позвольте! – вскочил арестованный.

– Сядьте! – строго приказал Виноградов. – Если не желаете, чтобы я вызвал надзирателя… Ваш несостоявшийся соучастник попался на краже, а затем в ходе допросов рассказал и о готовящемся ограблении, указав на вас, как на организатора. Вот поэтому вас и уволили. Хозяин банка просто не хотел поднимать шумиху и создавать тем самым банку дурную репутацию. А вы, стало быть, не угомонились и опять взялись за старое!

– Послушайте, – устало произнес Епифанцев, – я не знаю, о чем вы говорите. Мой ресторан использовали, я сам являюсь пострадавшим. Мало того, что я несу сплошные убытки и не могу открыть заведение, так меня еще обвиняют в том, чего я не совершал. Как все это бездоказательно! Просто на основе каких-то умозаключений. В каком виде вы меня представляете? У меня имеется положение в обществе, уважение, наконец! Как я предстану перед всеми, когда закончится весь этот кошмар?

– Что-то мне подсказывает, что вы задержитесь в арестантской надолго, – угрюмо произнес Виноградов.

– Послушайте, меня не было в городе во время ограбления, и о том, что происходило в это время в здании, я не имел ни малейшего представления. Я вообще к этому не имею никакого отношения!

– А у меня совершенно другие данные. Вы специально учинили ремонт, чтобы вашим сообщникам легче было проникнуть в помещение банка. Мы знаем, в каких именно гостиницах остановились ваши сообщники. Все они были узнаны служащими гостиницы. В нумерах они проживали довольно долго, около месяца. В комнатах прятали снаряжение для взлома банка. Коридорные неоднократно видели, как они затаскивали в нумера тяжелые чемоданы. А затем, за несколько дней до ограбления, они исчезли и затаились где-то на квартирах. Кстати, вас тоже неоднократно видели в этих гостиницах. Коридорные узнали вас по фотографии.

Цепкие пальцы Епифанцева впились в остатки шевелюры, на лице отобразилось мука.

– Это просто какой-то кошмар! Его тоже нужно пережить. Представляю, как сейчас страдает моя жена. Я ведь рассчитывал увидеться с ней через час после того, как ушел. Но прошла уже целая неделя! Послушайте, гражданин начальник, вы можете сделать мне милость? – Глаза Епифанцева вспыхнули лихорадочным огнем.

– Смотря о чем пойдет речь.

– Вы можете передать моей жене записку?

– Это делать запрещено. Хотя… Какого рода будет записка?

– Ничего особенного, просто что со мной все в порядке. Вы даже не представляете, как она сейчас убивается!

– Я могу это представить, – попытался сдержать улыбку Григорий Леонидович.

Глаза Епифанцева потеплели, – в самых уголках глаз арестованного Виноградов даже разобрал наметившиеся слезы.

– Эта такая замечательная женщина. Боже мой, как я ее люблю! Вы не можете мне отказать!

– Так и быть, я передам послание вашей супруге.

– Господи, я знал, что вы замечательный человек. – Руки Епифанцева сцепились в замок. – В полиции тоже служат понимающие люди.

– Вы что думаете, мы без сердца? – укорил Григорий Леонидович. – У меня у самого есть благоверная, которая за меня очень переживает. – Посмотрев на часы, добавил: – Наше время заканчивается, у вас есть пятнадцать минут. – Выдвинув ящик стола, Виноградов достал карандаш и бумагу. – Вот, возьмите. Пишите!

– Я даже не знаю, как вас благодарить, – расчувствовался Епифанцев.