Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там? – указал глазами милиционер на приоткрытую дверь в глубине домика. Оттуда в прихожую проникал дрожащий свет свечей, а заодно и басовитый голос, читающий что-то нараспев.
– Да. Там сейчас отец Роман. Молитвы читает. Мы не трогали ничего, но там… жутко, конечно. Всего выпотрошили. И кровью измазали. Там все в крови… Не знаю, кто способен на такое…
Отец Антипа сокрушенно покачал головой и перекрестился, будто отгоняя от себя страшный морок. Святослав покивал в ответ на слова священника, непроизвольно провел пальцами по своим шрамам – это движение возникало само собой, когда он нервничал, – и вошел в келью.
Внутри сильно пахло кровью. Так сильно, что даже привычный к этому запаху майор на миг замер. Однако профессиональные рефлексы быстро взяли верх над телесной реакцией, и он быстро осмотрел помещение цепким взглядом.
Комнатка совсем небольшая, метров двенадцать-тринадцать. У окна – заваленный бумагами письменный стол, рядом – большой сейф старой модели. Справа от двери разобранная кровать – хозяин либо не застелил ее с прошлой ночи, либо встал навстречу убийце прямо из-под одеяла. В правом дальнем углу – икона с зажженной перед ней лампадкой. У иконы на коленях стоял отец Роман. Голова его была опущена на грудь, руки сложены. Периодически он осенял себя крестным знамением и негромко читал молитву.
А слева, в противоположном от священника углу… Губы Соколова сжались в белую нитку… Там лежало тело худощавого длинноволосого мужчины. Что-то еще о нем сказать сейчас было сложно, потому что труп походил на результат нападения бешеного зверя, а не на останки человека. Живот – от самой шеи до паха – был распорот, внутренности вывалены на пол отвратительной кучей. Кровь, как жуткое багряное покрывало, оттеняла весь угол, включая само тело и пол. В начинающихся сумерках мало что можно было нормально рассмотреть.
Соколов сделал несколько шагов в направлении покойного. Скрипнул деревянный пол, отец Роман повернул голову. Посмотрев на милиционера, он кивнул, закончил молитву и поднялся с колен.
В очередной раз Святослав подивился богатырскому телосложению настоятеля – тот был минимум на две головы выше его самого и вдвое шире в плечах.
Отец Роман взял деревянный посох (судя по габаритам, тот вряд ли подошел бы кому-нибудь другому) и указал на дверь.
Они вышли в прихожую. Несколько мгновений постояли молча – каждый старался как-то переварить увиденное. Первым заговорил Соколов. Он извлек из кармана свой излюбленный блокнот с заметками, открыл его на чистой странице. Привычные действия позволили ощутить контроль над ситуацией, и на душе стало немного спокойнее.
– Давайте я с вами сразу побеседую, пока опергруппа не подъехала, – начал он. – Чтобы время не терять. Может, по горячим следам что-нибудь и сделаем. Расскажите, где вы были, что видели? Что думаете?
Великан покивал, посмотрел долгим взглядом на отца Антипу и сказал:
– Позвольте, я начну. Я во многом виноват в этом убийстве!
– Отец Роман, ну что вы… – попытался возразить ему монастырский духовник, но тот был непреклонен.
– Да, я! Я! Я игумен монастыря. Настоятель! И вместо того, чтобы сразу, с момента рукоположения начать жить с братией, познакомиться, жить их сердцами, я, погрязнув во прелести, отправился в пещеры и молился все это время.
– Отец Роман, ну так же и я виноват… – не собирался уступать старик, однако реакция настоятеля его явно шокировала – он ожидал совсем другого. Отец Роман глянул на него осуждающе и провозгласил:
– Конечно, виноваты. Да, отец Антипа! Вы духовник, лекарь душ человеческих. Вы должны были знать, что что-то у нас неладно. Должны были предотвратить!
Отец Антипа сделал шаг назад, распахнув свои светлые глаза, полные ужаса и обиды:
– Не судите, не судите, отец Роман, да не судимы будете.
– Буду судить! – отрезал богатырь непреклонно. – И сам буду судим, потому что не остановил руку убийцы! Потому что, вместо того, чтобы быть с братией, я целых три дня в пещерах просидел. Пытался молитвой спасти монастырь. Три дня назад словом пытался спасти людей от греха убийства. Нет, не спас! Не спас! Пришло время, когда не словом Божиим надо защищать людей, но делом! О том отец Иона и говорил!
Произнося свою пламенную речь, отец Роман подходил к духовнику все ближе, а посох его постукивал все громче. Соколов понял, что оба отца сейчас на грани срыва и произойти может всякое. Чтобы не допустить этого, он решительно ступил между ними:
– Так, все, хватит. Давайте с этим бичеванием на исповедь. Мне факты нужны.
Монахи словно очнулись, со стыдом взглянули друг на друга и смиренно опустились на табуреты, стоящие у небольшого столика. Майор вытащил из кармана диктофон, включил его, положил между монахами и тоже сел.
– Кто где был, и о покойном тоже. Протокол я потом оформлю, сейчас время дорого.
– Алексей Никитский не монах. То есть не монах, – первым заговорил отец Антипа, усердно избегая встречаться глазами как с настоятелем, так и с милиционером. Видно было, что он расстроен, и обижен, и напуган, и все одновременно. Но вместе с тем говорил старик четко и собранно: – С нами он недавно. Года не прошло. С января прошлого. Он сам из Красноярска, кажется. Пришел к нам вроде как трудником, но сослался на слабое здоровье и предложил с бухгалтерией помогать. А к нам как раз проверки из епархии зачастили – отец эконом с бухучетом совсем не справлялся. Ну, вроде наладил он у нас всю отчетность эту, компьютер поставил. Вон, придумал музыку на пластинки записывать и продавать. При детдоме предложил основы экономики для ребятишек читать. Детям вроде нравилось. У нас где еще экономике-то поучишься? Они к нему даже сюда заходили, он математику им помогал делать, у кого не ладилось.
– Братья Закон Божий читали, а он предложил еще и экономику, и математику, – подтвердил слова духовника отец Роман.
По ходу разговора заметно было, что оба священника понемногу приходят в себя. Насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. Голос отца Антипы немного окреп и перестал дребезжать от напряжения:
– Да и в исповедях… Я, конечно, тайну открыть не могу, но скажу, что там ничего такого не было… Послушником он не был, так и жил здесь особняком, в этом домике. Мы вроде и не противились – помогал он нам с бухгалтерией.
– Да не должно такого быть! Не должно! Он же не послушник! – возмутился отец Роман. Однако Соколов не дал ему разойтись, задал духовнику следующий вопрос: