Тутолмин прислал в губернское правление разработанное им постановление о производстве дел во всех учреждениях, так называемый «новый канцелярский обряд», целый ворох разработанных им собственных законов. Тутолмин потребовал, чтобы они непременно исполнялись в губернском правлении, палатах и во всех присутственных местах. Ознакомившись с этими «законами», Державин пришел в замешательство. Они не только противоречили императорским указам, но и были во многих частях «несообразны» и неудобоисполнимы. Например, директору экономии предписывалось представлять годовые ведомости о том, сколько десятин лесов засажено. Это в Олонецкой-то губернии, сплошь покрытой в то время непроходимыми лесами. Удивляясь «такой дичи и грубому дерзновению», Державин показал Тутолмину императорский указ, в котором отмечалось, чтобы наместники «не делали от себя собственно никаких установлений, но всю власть звания своего ограничивали в охранении наших постановлений». Все свои предложения по изменению законов правители должны были представлять в сенат. Тутолмин, побледнев от гнева, сказал, что он пошлет курьера к генерал-прокурору Вяземскому и спросит его мнения на этот счет. Через несколько дней пришел ответ от Вяземского: «Чего, любезный друг, в законах нет, того исполнять не можно». В письме же к Гавриле Романовичу генерал-прокурор просил не очень-то придираться к нововведениям Тутолмина.

С этого времени началась почти открытая борьба между генерал-губернатором Тутолминым и губернатором Державиным. Жители города раскололись на две партии. Кто-то из чиновников держал сторону губернатора, но большинству он был все же непонятен своим постоянным стремлением к справедливости. Сторону Тутолмина держал, в частности, губернский прокурор Грейц, который натравливал на губернатора подчиненных ему прокуроров и стряпчих. Державин писал по этому поводу: «В угодность генерал-губернатора и генерал-прокурора, привязываясь к губернатору, прокуроры и стряпчие всякий день входили с дельными и не дельными доносами и протестами в правление. Между прочими, коих всех описывать было б пространно и ненужно, подан был протест прокурора в медленном якобы течении дел».

Масла в огонь подлил своей неожиданной выходкой заседатель верхнего земского суда Молчин. Однажды, в мае 1785 года, он шел на службу. Во дворе губернаторского дома он увидел медвежонка, принадлежащего асессору Аверьянову, жившему во флигеле. Присутствия в тот день в суде не было, а председатель суда Тутолмин (двоюродный брат генерал-губернатора) находился в отпуске. От нечего делать Молчин взял медвежонка с собой. Придя в суд, шутя, сказал: «Вот вам, братцы, новый заседатель, Михайла Иваныч Медведев». Все так и осталось бы шуткой, если бы досужие злые языки не раздули эту историю. Она дошла даже до Петербурга, где ее пересказывали в явно невыгодном для Державина свете: будто бы по приказанию губернатора, в насмешку над председателем суда Тутолминым, который был не шибко грамотный, был приведен в суд и посажен на председательское место медведь, и секретарь-де подносил ему для скрепы лист бумаги, к которому, намарав лапу медведя чернилами, прикладывали.

Державин добился от губернского правления принятия резолюции о том, чтобы генерал-губернатор сделал выговор заседателю Молчину за его «неуважительный проступок». Однако Тутолмин приказал отдать заседателя под суд. Здесь уж воспротивился Державин. И дело завертелось. Губернский прокурор Грейц отправил в Петербург протест, а генерал-губернатор Тутолмин — жалобу на Гаврилу Романовича. Дело дошло до сената, который потребовал от губернатора объяснения. Державин написал в ответ, что «в просвещенный век Екатерины не мог он подумать, чтоб почлось ему в обвинение, когда он не почел странного сего случая за важное дело и не велел произвести по оному следствия, как по уголовному преступлению, а только словесный сделал виновному выговор, ибо даже думал непристойным под именем Екатерины посылать в суд указа о присутствии в суде медведя, чего не было и быть не могло». Дело положили под сукно, однако сама история с медведем помнилась еще долго.

Восьмого июня 1785 года, устав отбиваться от нападок и придирок, Державин в отчаянии писал А. А. Безбородко: «От всех нелепых привязок у меня голова вскружилась. Тимофей Иванович (Тутолмин. — Авт.) дневными своими предложениями в наместническое правление произвел не токмо ко мне от всех отвращение, но, можно сказать, благопристойный бунт… Только и знаю, что делаю сражения, не выходя из пристойности. На сколько-нибудь в отдохновение еду на будущей неделе осматривать губернию и елико можно далее в лопские погосты. Изведите из темницы душу мою!»

Гавриил Романович выехал знакомиться с губернией 19 июня 1785 года. Его сопровождали секретарь Грибовский и экзекутор Эмин. Путешествие продолжалось почти три месяца. Он посетил самые отдаленные селения губернии, подробно ознакомился с жизнью и бытом населения, решая попутно административные вопросы.

На многие распоряжения Тутолмина Державин делал письменные замечания. Интересны его замечания на «камеральное описание» губернии, составленное генерал-губернатором в феврале 1785 года. Это «описание» Тутолмин представил Екатерине II. Державин взял его с собой в путешествие, по пути изучал и делал свои пометки.

Так, Тутолмин писал: «Вообще во всех уездах несравненно более зажиточных, нежели бедных поселян». Державин комментирует это так: «Наоборот, можно сказать, что более бедных. Правда, что есть даже в лопских погостах такие зажиточные крестьяне, что я мало таковых видал внутри государства… Но должен сказать, сие-то малое количество зажиточных крестьян и есть причиною, что более бедных».

Далее генерал-губернатор отмечал в своем «описании»: «Наклонность к обиде, клевете, обманам и вероломству суть предосудительные свойства обитателей сей страны».

Державин увидел совсем другой народ во время своей поездки. Близкое общение с ним позволило ему написать: «Все сие о нравах олончан, кажется, не очень справедливо… По моему примечанию, я нашел народ сей разумным, расторопным и довольно склонным к мирному и бессорному сожительству. Сие по опыту я утверждаю».

Из своих заметок он составил записку, которую вместе с другими бумагами отправил графу Воронцову.

По поводу «описаний» Гавриил Романович говорил также своему приятелю Львову: «В камеральных описаниях написано, что открыты больницы и нормальные школы… но это неправда, для того, что еще и деньги не все в процент отданы, на которые содержать заведение должно. Больница строится, а школ и в помине нет! Подобно о здешней коммерции, о свойстве земли, о раскольниках и наврано и солгано».

Правдивость Державина еще более вызывала ненависть к нему со стороны генерал-губернатора, и Гавриил Романович стал усиленно ходатайствовать о переводе его в другую губернию. По возвращении из путешествия сообщение о его переводе пришло. Он стал готовиться к сдаче губернии, передаче дел. Для этого провел осмотр присутственных мест. В приказе общественного призрения, у казначея Грибовского, который сопровождал его в поездке, обнаружилась недостача — восемь тысяч рублей. Губернатор потребовал объяснений. Казначей сказал, что семь тысяч он раздал купцам, не взяв с них расписок, а одну тысячу рублей проиграл в карты, ведя игру