на Императора. Словно что-то задумывал спросить, но в последний момент не решался и вновь рассказывал о своем мире, не переставляя изумлять собеседника.

Но кроме всяких небылиц (а именно на то походили истории мальчишки), Император удивлялся многому воочию. Диковинной и весьма смешанной архитектуре, монументальности и размаху. К примеру, той же ширине дороги, по которой они ехали. О чем он осторожно, чтобы не вызвать восхищения, высказался вслух.

— Улица Гагарина, — ответил мальчишка, с некоторой тоской глядя в темное окно.

— Это какой-то военачальник? Или правитель? — поинтересовался Император. Улица была широкой и длинной. Такую в честь попало кого не назовут.

— Первый космонавт в мире! — не без гордости сказал Ирмер-Куликов. — Его посадили в огромную ракету, наполненную керосином, и запустили туда! — Мальчишка указал пальцем в небо. — Никто не знал, выживет ли. А он выжил и вернулся.

— И за что его так наказали?

— Его не наказали, — удивился Ирмер-Куликов. — Сам вызвался. Это великая честь. Он у нас национальный герой. Наверное, самый крутой за последние лет шестьдесят.

Романов нахмурился. «Все-таки застенцы имеют слишком большое различие с имперцами. У нас бы в голову не пришло по доброй воле отправить человека на верную смерть. Каторжанина какого еще — куда ни шло».

— Непривычно видеть улицу такой пустой, — смотрел в окно мальчишка.

— Пришлось перекрыть для проезда Его Императорского Величества, — поспешно вставил местный министр.

— Угу, и от греха убрать все машины, чтобы они не превратились в груду металлолома из-за магического фона, — кивнул мальчишка.

— И остановить метро, — уже без улыбки ответил сопровождающий. — По той же причине.

Император как ни всматривался в министра, не мог его раскусить. Пожилой, чуть сутулый, смуглый, глядящий из-за своих прямоугольных очков на мир немного подозрительно. Было видно, что он не боится ни самого Романова, ни его окружение. Но при этом нынешняя роль проводника совсем чиновнику не нравится.

А вот мальчишка, напротив, держался спокойно, будто всю жизнь только и делал, что ездил в карете с Его Величеством. Что даже немного раздражало. Он, наверное, и не подозревал, сколько раз мог уже умереть, если бы не воля Императора.

— А коптеров, я смотрю, магический фон не берет, — поглядел куда-то вверх Ирмер-Куликов.

— Находятся на порядочном расстоянии, — сухо заметил министр.

— Что еще за коптеры? — заинтересовался Романов.

— Ну, это такие крохотные вертолеты без пилотов, — ответил мальчишка. — А, у вас же и вертолетов не было. Короче, маленькие дирижабли, которыми можно управлять на расстоянии.

— Для того, чтобы убить кого-нибудь? — сразу догадался Император, взглянув на Киселева.

Старый генерал служил верой и правдой вот уже третий десяток, но прыти не растерял. На его должности такое было бы смерти подобно. Он за пару секунд создал сложную для Его Императорского Величества форму, и вскоре улицу засыпали осколки от упавших коптеров. С виду, каких-то странных угловатых приспособлений, собранных будто из палок и винтов.

— Беспилотники в данном случае использовались для обеспечения Вашей же безопасности, — чуть раздраженно сказал министр. — Они лишь следили…

— О своей безопасности я позабочусь сам, — отрезал Император. Он дал понять, что даже в этом мире не будет плясать под чужую дудку.

На том разговор закончился. Лишь периодически Ирмер-Куликов уточнял у министра маршрут. Но все эти Московские, Полевые, Галактионовские улицы Его Величеству ничего не говорили. Он был в Самаре пару раз еще в отрочестве, и запомнил этот волжский город жуткой провинцией. Не чета Петербургу или даже купеческой Москве. В нынешнем каменно-стеклянном облике, который он видел из окна кареты, Император решительно ничего не узнавал.

Ехали они долго. Как показалось Его Величеству, целую вечность. Другой бы насторожился, но Романов был уверен, сразу несколько сопровождающих идут с Компасом. Потеряться не получится. К тому же, в случае опасности они подадут сигнал, который почувствуют даже за стеной. И тогда сюда выдвинется летучий отряд всадников на кьярдах.

Киселев изначально настаивал на конном сопровождении. Император мудро рассудил, что после Разломов в здешних местах лучше не показывать любых созданий из иных миров. В том числе кьярдов. Для более спокойного ведения переговоров.

Наконец карета замерла, и в следующую минуту ее дверь открылась снаружи. Император терпеливо подождал, пока не появится хоть один из знакомых ему сопровождающих, после чего совсем не по этикету, а руководствуясь лишь здравым смыслом, выпустил Киселева, а затем выбрался сам.

И чуть не задохнулся от простора и не ослеп от яркого солнца. Аллея утопала в зелени, посреди него шеренгой выстроились фонтаны, а вдалеке, на огромной площади, на длинном постаменте, с чем-то странным и треугольным в раздвинутых руках, замер памятник, серебряный человек. «Видимо, и есть тот самый Гагарин», — догадался Император.

Куда ни посмотри — везде стояли военные, с винтовками в руках, глядя непроницаемыми взглядами на Его Величество. И даже не думали кланяться. Застенцы, что с них взять? Романов кровожадно подумал, что наступит время, когда они будут жалеть о своем нынешнем поведении.

Министр проворно повел всю делегацию по направлению к памятнику тому самому серебряному человеку. Ирмер-Куликов шел неподалеку и именно сейчас явно чувствовал себя не в своей тарелке. Император даже знал природу его эмоций. Теперь застенец, всю жизнь проживший в этом городе, составляет часть его делегации.

Они перешли дорогу и выбрались на ту самую площадь. Мелькнула вдали, между двух берегов, серебряная полоска воды. Император усмехнулся сам себе. Вообще, здешний город любил серебро. Памятники, машины, отливающие металлом стекла зданий, даже великая Волга, казалось, были подчинены одному цвету. Сверху река представлялась маленькой и узкой, но Романов знал, именно от Казани и ниже по течению Волга начинает показывать свою истинную силу.

— Ваше Императорское Величество, для наших газет необходимо сделать несколько снимков, — обратился министр, показывая на группу людей. — Сначала здесь, с вашей делегацией, потом внутри, вместе с президентом, а потом…

— Хорошо, — великодушно махнул Романов.

И даже позволил запинающемуся простолюдину с огромной бандуриной на груди, никак не походившей на нормальный фотоаппарат, пододвинуть себя «по свету», что бы это ни значило.

— Повеселее, Николай, — сказал он мальчишке. — А то еще подумают, что мы тебя там мучаем.

Ирмер-Куликов кисло улыбнулся. Даже вроде хотел сказать что-то, но благоразумно передумал.

— Все, господа, теперь я могу наконец увидеть вашего президента? — усмехнулся Романов. И получив утвердительный ответ,