Он первым увидел подростков, оккупировавших лавочку метрах в трех от подъезда его нового дома. Сразу опознал коренастого лысого, одетого сейчас в линялую джинсовку и «адидасовские» штаны. Рядом с ним примостились нерусские парень и девочка, тоже знакомые по санаторию. А напротив лавочки стоял, засунув руки в карманы пальто, с сигареткой в уголке губ, Андрей Капустин. Он лениво катал носком ботинка пивную банку. Из небольшого кассетного магнитофона, похрипывая, доносилась модная песня про ветер с моря.

Меньше всего Выхину сейчас хотелось вступать в диалог с компанией местных, портить волшебный вечер. Но пройти к подъезду он мог только мимо них – ну, или трусливо обогнуть дом с обратной стороны, что было, конечно же, совершенно неприемлемо. Вдобавок Элка восторженно крякнула:

– О, Андрей! Как классно-то! Пойдем, познакомлю с остальными.

– Думаешь, надо?

– Еще как надо. Там все нормальные, не переживай. Просто нужно пообщаться как следует.

Их уже заметили. Капустин ухмыльнулся и, выудив руки из карманов, расставил их в стороны, словно ждал объятий. Было в его движении что-то угрожающее, а в ухмылке – злобное. Говорил же не приближаться к сестре… Элка, ничего этого не замечая, бросилась к брату.

– Домой не заходил? Сколько уже здесь? Купались? А мы на «ватрушки» съездили и не спалились! – тараторила она, обнимая Капустина за талию.

Выхин остановился в метре от лавочки. Песня сменилась на новую, незнакомую. Мужской голос тоскливо затянул про ветер, который сорвал с его головы колпак.

«Вышло все не так», – прозвучало внутри головы.

Мир вдруг преобразился. Лица подростков перед Выхиным обесцветились, искривились темно-синими линиями, будто были нарисованы шариковой ручкой. Выхин увидел, что у лысого паренька голова покрыта трещинами и вмятинами, будто по ней долго били чем-то твердым. Рот почему-то был набит пирожками, кровоточил черно-синими размазанными штрихами, сквозь порванные губы торчали зубы.

Нерусский парень оказался со сбитым влево, приплюснутым носом и без ушей. Из глаз текли струйки черной же крови, собирающиеся над верхней губой.

Сидящая рядом с ним девочка лет двенадцати закрыла лицо фатой – сквозь нее проглядывались провалы глаз, размытые пятна вместо рта и носа, будто кляксы.

А у Капустина на голове была шляпа из гвоздей. Огромные такие, определенно очень острые гвозди. Один гвоздь пробил череп и вышел острым концом из левой скулы. Второй гвоздь торчал из глазницы.

Элка повернулась к Выхину. У нее из разорванных окровавленных ноздрей торчала горсть спичек.

– Подходи же, ну! – сказала Элка, и видение рассеялось.

В голове гулко забилось сердце.

– Испугался? – ухмыльнулся лысый. – Не дрейфь, пацан. Мы больно бить не будем.

Компания гулко и громко заржала. Выхин сглотнул вязкую сухую слюну, пытаясь унять возникшую дрожь. Ему вдруг стало холодно. В уголках глаз все еще плавали волнистые линии, оставленные шариковой ручкой.

– Я и не боюсь. Просто домой надо, поздно уже. Родители будут искать.

– Если что, мы отмажем, – лысый продолжал ухмыляться. – Ты же новенький, мне рассказывали. Этот, приезжий. Давай знакомиться, житель дальнего Севера. Я Сашка. Вон в том доме живу.

– Лысая башка, дай пирожка, – хихикнула нерусская девочка и быстро добавила: – Я Маро. Мы с Андреем поженимся, когда мне будет восемнадцать. Но мне пока еще одиннадцать, поэтому пока просто невеста. Он сильный, меня оберегает. Почти как старший брат, но сильнее.

– А ты как, жиртрест, сильный или только притворяешься? – неожиданно прервал ее детский щебет Капустин. – Страх потерял, это я вижу. Но вот силенок хватит нормально за базар ответить?

Сашка и Маро переглянулись. Нерусский парень – видимо, брат Маро – невозмутимо нажал на кнопку паузы на магнитофоне. На улице сразу стало тихо.

Выхин обреченно мазнул взглядом по окнам пятиэтажки. Свет почти нигде не горел. Никто не высунется и не разгонит шумную компанию. К ним здесь уже давно все привыкли.

– Ты чего? – шепнула Элка, сжимая Капустину руку. – С ума сошел, что ли?

– Чо, морду бить неместному будем или как? – спросил нерусский и начал неторопливо расстегивать пуговицы куртки.

– Он нормальных слов не понимает. Придется научить, – ответил Капустин и добавил снисходительно, чуть склонив голову набок: – Я же предупреждал, пухляш, вали из санатория, а? Ты кто вообще такой, чтобы не слушаться?

– Ты о чем вообще? – растерялась Элка, теребя Капустина за рукав пальто. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы не лез к моим знакомым? Зачем ты это делаешь?

– А затем, что ты еще мелкая и сопливая. Кто тебя оберегать будет от таких вот чушек? Батя? На фиг ты ему не сдалась. Сама знаешь.

Нерусский спрыгнул с лавочки, одновременно сбрасывая куртку. Он был накачанный, как в фильмах, играл мускулами, заломив густую бровь. Драться нерусскому явно нравилось.

– Так что, Дюха, вломить господину по первое число?

Лысый тоже поднялся. Трое на одного. Девочка по имени Маро вцепилась пальцами в оледенелый край лавочки, смотрела с интересом. Видимо, не в первый раз наблюдала.

– До первой крови, пацаны. Сосед все же. Научим манерам, чтобы в следующий раз слушался.

Говорил Капустин равнодушно, незлобно. Даже улыбался, черт, обаятельно, а на щеках проступили ямочки. Элка продолжала несильно и неуверенно дергать его за рукав.

– Ну, ребят, ну не надо. Зачем вы это…

Ее никто не слушал.

Выхин отвлеченно подумал, что надо было обогнуть пятиэтажку слева, наплевав на эти пацанские кодексы храбрости. А затем подумал, что подвернулся хороший шанс исправить упущение в санатории. Он сжал кулаки, шагнул вперед и что было силы ударил Капустина по лицу. Раз – и сразу второй, под челюсть. Как смотрел в фильме.

Сигарета, рассыпавшись искрами, вылетела из приоткрытого рта. Капустин дернул головой, взмахнул руками и начал заваливаться назад. Брызнула кровь, оставшись на костяшках пальцев Выхина. Капустин упал тяжело, без сознания, в сугроб у лавочки.

– Ты что, дурак?! – к Выхину бросился нерусский, низко склонив голову, выставив перед собой руки.

Выхин увернулся. Драться не хотелось, тем более сразу с несколькими соперниками. Вряд ли повезет во второй раз вот так вырубить человека.

Лысый тоже прыгнул наперерез, но Выхин, нелепо поскользнувшись, перепрыгнул через невысокий сугроб, ломая оледенелые ветки какого-то кустарника. Выскочил на покрытую инеем тропинку. Сердце стучало в висках.

– Убейте его! – звонко крикнула Маро, вскакивая на лавочку с ногами. – Он Дюхе зуб вышиб! Сколько крови, блин! Насмерть мудака!

Выхин заметил, что среди этого бардака стоит растерянная Элка. Она как будто не поняла, что Капустин лежит без сознания.

Лысый и нерусский ломанулись через сугроб. Выхин решил не дожидаться больше счастливого случая – развернулся и побежал к подъезду своего дома. На ходу выудил ключи, рванул дверь на себя, взбежал на