отставал Оскар. — Так в статье сказано». — «Ладно. — Беата старалась сохранять спокойствие. — Я и название-то сейчас не вспомню. Посмотрю в старых документах, хорошо?» Оскар промолчал, а через неделю она застукала его, когда он выходил из ее домашнего кабинета. Она-то прекрасно знала, что никаких бумаг нет в природе, однако сразу сообразила, куда ветер дует: Оскар взял дело в собственные руки. Пока еще есть время придумать, как лучше сказать ему правду, решила она. И не предусмотрела одного — такое поди предусмотри: что он, вопреки всем вероятностям, отыщет своего отца, про которого никто ничего не знал, быстрее чем за три месяца. Намерения у нее были самые лучшие, но она безнадежно все испортила, от начала и до конца.

— Прости, — произносит она и понимает, что добавить нечего. Она того и гляди грохнется в обморок или выскочит из кухни.

По лицу Уилла трудно понять, о чем он думает.

— Беата, — говорит он. — Как мы давно не виделись. Можем поговорить?

Она кивает, опускается на стул. Уилл поворачивается к Оскару.

— А с тобой мы все это потом обсудим, Оскар. Я же совершенно ясно дал тебе понять, что не хочу никого загонять в угол. Некрасиво ты поступаешь. Очень некрасиво.

Оскар заливается краской.

— Мам, ты в порядке?

— Более или менее.

— Принеси маме, пожалуйста, воды, — просит Уилл. — И салфеток. Может, что-то еще, Беата? Чего покрепче? Я вина прихватил.

— Мама не пьет, — сообщает Оскар, наливая воды в стакан.

— Вина выпью с удовольствием, — говорит Беата. — Спасибо.

Она сморкается, отпивает. Дыши, командует она самой себе, дыши.

— Оскар, ступай наверх. Я хочу поговорить с мистером Шэнноном наедине. И не спорь, пожалуйста.

Оскар — вот чудо — уходит без всяких препирательств.

Уилл садится лицом к ней.

— Судя по твоей реакции, Оскар не ошибся? Я — его биологический отец?

— Да. — Можно, конечно, отпираться, изображать смятение, изобретать причины своей скрытности. Но это только затянет мучения. — Других кандидатов просто нет. У меня долго никого не было к тому моменту, когда мы… если хочешь сделать тест для проверки, я не возражаю. Но у самой у меня сомнений нет. — Она трет лицо ладонью. — А вот как он это выяснил, понятия не имею. Я никому ничего не рассказывала.

— Я, в определенном смысле, рад это слышать. Было бы весьма обидно, если бы кто-то об этом знал, притом что я был не в курсе.

— Ты, наверное, очень на меня сердишься. — У Беаты кружится голова.

— Да, — говорит Уилл. — Сержусь. Какого черта ты мне ничего не сказала?

— Тому очень много причин, Уилл, — отвечает она.

— Хотелось бы их услышать.

Беата смотрит ему прямо в глаза.

— Мне было двадцать лет. Случайный перепих на вечеринке. Мы друг друга почти не знали. Я ничего от тебя не ждала. А еще понятия не имела, во что ввязываюсь. Сейчас я понимаю, что поступила безответственно. — Беата молчит, вспоминает. — А потом родился Оскар, все стало до боли реальным, столько на меня сразу навалилось — просто не было душевных сил позвонить тебе и рассказать про ребенка. Я довольно долго собирала себя в кучку, а когда собрала, мы с Оскаром уже крепко сжились, и у меня не возникало ощущения, что нам кого-то не хватает. Сказать честно? Мне и в голову не приходило — до этого года, — что я чего-то лишаю его или тебя. А потом я просто не знала, как из этого выпутаться. Прости меня, Уилл. Ты не представляешь, как мне стыдно.

Уилл прокашливается.

— Понимаю, я тогда не создал у тебя ощущения, что готов брать на себя ответственность. Жаль, что ты не дала мне возможности ее проявить. Но вот теперь я здесь, и Оскар хочет, чтобы я занял определенное место в его жизни, и я собираюсь это сделать.

Беата чувствует, как у нее напрягается живот — будто чтобы защитить ребенка от опасности. Материнское тело — мощная боевая машина, думает она, причем этого не понять ни одному мужчине. Уилл, припозднившийся на пятнадцать лет, хочет занять свое место в жизни Оскара, вот только понятия не имеет, что под этим подразумевается. А Беата имеет. Она знает, каково это — сидеть долгие ночные часы, укачивая младенца, который не может заснуть. Знает, каково читать «Бобик спасает положение» двадцать пять раз подряд. Знает, что такое домашние задания, футбольные матчи, дни рождения, синяки и ссадины, сотрясения и швы. Знает все про стрижку волос, уколы и простуды.

— В твоих намерениях я не сомневаюсь. Но разбираешься ли ты в детях, Уилл? Знаешь ли, каково это — воспитывать подростка? А если реальность не совпадет с твоими ожиданиями? Я не хочу, чтобы Оскар обрел отца, который его потом отвергнет.

Уилл ставит бокал на стол.

— Беата, я пытаюсь рассуждать честно и конструктивно. А ты меня испытываешь. Тебе, разумеется, неизвестно, каким я окажусь отцом, причем по одной причине: я до сих пор не имел такой возможности из-за твоего решения. Меня обижает намек на то, что я якобы создал у Оскара какие-то завышенные ожидания за короткий срок нашего с ним знакомства. Меня обижает твоя уверенность, что я его отвергну. Я не полный козел, хотя ты и считаешь меня таковым.

— Я просто беспокоюсь за Оскара. Я его мать, это моя обязанность.

— Твои побуждения мне понятны, Беата. Но хотелось бы, чтобы ты смотрела на вещи здраво. Оскар меня отыскал, и вот я здесь. Я не специалист по семейному праву, но в нашей конторе есть прекрасный адвокат, которая наверняка подтвердит, что Оскар уже в том возрасте, когда он имеет право решать, общаться ли ему с отцом.

— Ты мне угрожаешь?

Ничего подобного. Просто объясняю, что мнение Оскара следует учитывать, а он однозначно дал мне понять, что хочет видеть меня рядом с собой. Я прошу тебя уважать его желания, равно как и мои, и предлагаю выработать соглашение, которое ты сочтешь приемлемым.

Беата пока думает лишь об одном: вот бы вернуться во времени вспять и воспользоваться этим выдуманным ею банком спермы, создать новую жизнь, в которой Оскар — ее, и только ее сын. В этой жизни она все сделает правильно, ничего не упустит, и Уилл Шэннон не будет сидеть у нее на кухне в этом его костюме, с дипломом юриста, не будет этак-очень-порядочно просить дозволения разбить сердце ее сыну. Вот такое соглашение с реальностью кажется ей вполне приемлемым.

Звенит звонок.

— Прости, — говорит Беата.

Идет открывать. На крыльце стоит Элоиза.

— Элоиза, ты не вовремя. Просто совсем не вовремя.

— Так,