Трис, - он, оказывается, еще и офицер!»

- Но вернемся к рассказу, - вернула их к истории графиня Консуэнская, которая, судя по ее реакции, слова Акиньшиной оценила по достоинству.

- И в самом деле, - согласился Август. – Итак[16], наша с Теа история началась в самый худший день моей жизни. Во всяком случае, так я тогда думал. И неспроста. Представьте себе человека, имеющего буквально все, о чем только можно мечтать. Великолепное происхождение, - знатный род и громкий титул, - деньги, известность, если не слава, любовь многих красавиц… Бретер, повеса и дамский угодник… Я знал всех, и все знали меня. Старый король благоволил мне, как никому другому. И хотя молодой король не мог забыть мне то, что по молодости лет я разбил сердце его любовнице… Максимилиан III продолжил традицию, созданную его отцом, и, по-прежнему, принимал меня при дворе. В общем, я был Фебом и любимцем богов. Но при всем при этом я был так же вполне успешным ученым. Я стал магистром трансцендентальных искусств в двадцать пять лет и защитил докторскую диссертацию по высшей магии в двадцать восемь. Профессором Королевского университета в Генуе –это столица Бургундского королевства, - я был избран в двадцать девять, и в тот день, о котором идет речь, должно было состояться заседание Коллегиум Гросса – Большого Собрания магистров, на котором меня должны были избратьГроссмейстером.

- Но, судя по всему, не избрали, - кивнул Трис, оказавшийся сейчас в роли главного слушателя, поскольку казалось, что Август рассказывает свою историю именно ему.

- Так и есть, - согласился Август, доставая из кармана пиджака кисет и трубку. – И поверьте, Тристан, это была меньшая из моих бед.

- В вашем мире был Расин[17]? – неожиданно спросила Надя.

- Родился, - усмехнулся Август. – Это действительно было в духе его трагедий. Ведь в тот день… Мне не хотелось бы касаться причин и предыстории событий того дня, но просто скажу вам, что я в одночасье и к тому же совершенно неожиданно потерял буквально все. Титул, семью – они поспешили отречься и дистанцироваться от меня, - милость, вроде бы, благоволившего мне короля и любовь женщины, в чувствах которой я прежде не сомневался. Все, что у меня осталось, - да и то я узнал об этом лишь через пару дней, — это дворянство, небольшое, не приносящее доход имение и немного денег.

- Не прибедняйся! – бросила небрежную реплику Теа. – Ты не потерял ни своих ученых званий, ни знаний, ни своего мужского обаяния. Да и твое собрание живописи и скульптуры дорогого стоило и в прямом, и в переносном смысле. Донателло, Микеланджело, Тициан…

- Звучит, как каталог Эрмитажа, - хохотнула неугомонная Акиньшина.

- Сейчас у нас с Теа куда более обширное собрание, - счел необходимым заметить Август.

- И живем мы в Мраморном дворце[18], - добавила Теа, явно имея в виду что-то, что имело значение только для местных.

— Это где обормот на бегемоте[19]? – уточнила Акиньшина, вздернувшая брови кверху.

- Именно, - ответила Теа-Татьяна, – но, разумеется, без бегемота и обормота.

- Люблю это скромное обаяние буржуазии, - снова прыснула в кулачок Вероника. – Ну, то есть, не буржуазии, конечно же, а аристократии, но, тем не менее, люблю! Обаяние оно и в Африке обояние.

- Да, - кивнула Теа, - мне тоже нравится. Все-таки, дворец князя Ижорского звучит несколько лучше, чем музей революции. Но давайте все-таки вернемся к нашей истории.

- Да, пожалуй. – Август как раз набил трубку и прикурил от созданного им плавающего в воздухе огонька. Красивый фокус, - Candela flammam[20] – но несложный для любого, кто владеет стихией Огня. Третьего ранга для такого вполне хватит…

- Итак, это был скверный день, - продолжил между тем рассказчик, – и, как итог, очень много нервов, отчаяния и гнева, ну и прочих чувств, не способствующих здравомыслию. И еще не забывайте про алкоголь, ведь пожар страстей лучше всего гасит именно вино. Так что, вернувшись домой, я был уже готов к любому безумству. Впрочем, добравшись до своего кабинета, я добавил еще… Таня обычно говорит по такому поводу, плеснул керосина в костер… В общем, я сильно выпил. Не помню точно, что это был за напиток. Коньяк или граппа? Не уверен, если честно, но выпил я тогда слишком много. И вот во время этого возлияния, мой взгляд упал, по случаю, на портрет Теа д’Агарис…

- Да, да! – подтвердил он, улыбнувшись графине. - Именно ее.

- У вас был ее портрет? – снова вклинилась любопытная Акиньшина.

- И да, и нет, - Август взглянул на Теа-Татьяну, словно бы спрашивал ее совета, но женщина промолчала, самоустранившись и оставив все эти подробности на его совести.

- Вероятно, я должен кое-что объяснить, - добавил он спустя мгновение. - Теа д’Агарис графиня Консуэнская – это реальная женщина, умершая лет за сто до моего рождения. Очень колоритный, следует заметить, исторический персонаж. Настоящая темная волшебница из тех, кого у нас называют «малефика»[21]. Писаная красавица, - это вы и сами можете видеть, - безумно талантливая колдунья и, едва ли не по единодушному мнению современников, умнейшая женщина эпохи. Впервые я услышал о ней еще мальчиком. Мой прадед, занимавший пост Великого Камерария[22] Короны при дворе короля Генриха, приходящегося, в свою очередь, прадедом нынешнему королю Бургундии, в старости любил рассказывать о Великих Временах. Возможно, он, как и многие другие мужчины той эпохи, был влюблен в графиню. Во всяком случае, рассказывая о ней, он не жалел суперлативов[23]. Умнейшая, красивейшая, величайшая, Беллиссима… В общем, он смог меня заинтересовать, а позже я увидел ее портрет в королевской галерее и попросту влюбился. Разумеется, это была чисто платоническая любовь, и та графиня Консуэнская никогда не стояла между мной и реальными женщинами из плоти и крови, но я… Скажем так, это была настоящая страсть коллекционера или подобное же безумие исследователя. Я был влюблен в этот чудный образ, прочел об этой женщине все, что можно было найти в частных и публичных собраниях. Скупил множество вещей, имевших к ней отношение или принадлежавших самой графине, включая ее письма, дневники, гребень для волос, одно из ее роскошных платьев и самое ценное для нашей истории – прядь волос, которую двадцатилетняя женщина оставила на память своему любовнику Густаву де Фуа. Тогда ей было как раз двадцать лет… Я