О, милый… Спасибо!

– Он меня обманул, – с горечью прошептала Настя. По ее щекам текли слезы. – А все его слова и чувства? Они тоже были фальшивыми?

Униженная в который раз за последние месяцы, Настя медленно побрела к машине.

– Так, я нашла тебе работу.

Мария разгладила руками мятый обрывок газеты.

– Что там? – поинтересовалась Настя. Она сидела на диване и качала Стасика. От ребенка пахло присыпкой и молочными ирисками, он бодрствовал и внимательно разглядывал няньку. У Стасика близился юбилей – три месяца. Настя чувствовала ладонью мягкое плечико под фланелевой распашонкой, и ее сердце таяло.

– Зачитываю. «Художник, постоянно проживающий за городом, приглашает экономку. Требования:

1. Великолепные кулинарные навыки.

2. Молчаливость, граничащая с полной немотой.

3. Нордический характер.

4. Отсутствие аллергии на льняное масло.

5. Возраст 45–60 лет.

Проживание в коттедже (район озера Саманкуль), питание. Достойная зарплата». Ну что? Блеск!

– Экономка! – возмутилась Настя. – Ну, спасибо, Маша! Нет уж! Хватит с меня!

– Да ладно!

– И особенно мне нравится пятый пункт. От сорока пяти до шестидесяти. Я как раз подхожу.

– По большому счету ты можешь похвастаться лишь великолепными кулинарными навыками. Только человек с необузданной фантазией назовет тебя молчаливой или нордически выдержанной.

– И зачем тогда ты суешь мне это объявление?

– Предложение как раз для тебя! – радостно выпалила Мария.

– Спасибо, – обиделась подруга. – Записала меня в экономки! Не хочу я никому прислуживать! Довольно!

– Постой! Не горячись. Подумай. Что требуется? Приготовить еду – для себя и, так и быть, художника. Ты делаешь это превосходно и без видимых усилий.

– Ну… Да.

– Затем – навести легонький порядочек. Запросто! Оглянись! Даже наша квартира преобразилась с тех пор, как ты стала жить рядом.

– И что?

– Далее. Он – художник, творческая личность. Он мечтает об уединении. На это нам указывает второй пункт объявления. Художник не хочет, чтобы у него путались под ногами.

– Зачем же приглашает к себе чужого человека?

– От отчаяния! Замучился мужик питаться полуфабрикатами. Супчику домашнего захотел, лангетика.

– А-а…

– Что – а-а? Покормила его пару раз, со шваброй пробежала – и ты свободна! Саманкуль, курортная зона! Красота! Зима, снег блестит, сосны качаются, воздух фантастический! Гуляй, дыши, успокаивай нервы. Осмысливай жизнь, наконец. И за это тебе еще и денег заплатят.

– Ну, я не знаю… Нет. Не хочу быть экономкой!

– Он тебя ждет послезавтра.

– Что?!!

– Я ему позвонила.

– Маша! Кто тебя просил?!

– Не брыкайся. Слушай старших. Тебе необходимо уехать из города. Здесь ты постоянно наталкиваешься на ваших с Платоновым знакомых. Ты бываешь в местах, где вы гуляли вдвоем. Ты подавлена, угнетена. А за городом… Ты вздохнешь полной грудью.

– Ну… Я не знаю…

– Возражения не принимаются. Собирайся.

– Так сразу?

– А что? Рискнем. Испытательный срок – один день. Попробуешь. А художник попробует твой борщ. И будет сражен наповал.

– Маша, я боюсь. Как я буду жить с ним в коттедже? А если он меня изнасилует?

– Зачем это? – отпрянула Маша.

– Ну… Мужчины иногда такое практикуют.

– Серьезно? Об этом я как-то не подумала… Впрочем, тогда вернешься обратно.

– Изнасилованная, – убито кивнула Настя.

– Слушай, ты, трусиха! Если бы он жаждал кого-то изнасиловать, то наверняка не заманивал бы жертву через газету. Есть другие способы. А ты все усложняешь.

– Маша, ты забыла о последнем пункте. Мне пока еще двадцать восемь. А он мечтает о сорокапятилетнем реликте.

– Нарисуем морщины карандашиком. А потом, когда кончится испытательный срок и художник станет рабом твоего кулинарного таланта, ты умоешься и вернешь себе молодость. Не думаю, что дядечка будет сильно протестовать.

– Ну, я не знаю, – вздохнула Настя.

– Единственная загадка – четвертый пункт. Первый раз сталкиваюсь с приверженцем льняного масла. Наверное, это нынче круто – жарить картошку не на подсолнечном, а на льняном. Такие же понты, как появляться в обществе с крошечной собачкой на руках или ездить на «феррари».

– Ты глупая! – засмеялась Настя. – Он на нем не картошку жарит, а краски смешивает.

– Ах, вон оно что! Про краски я как-то и не подумала. Их смешивают, точно. У тебя нет аллергии на льняное масло?

– Откуда? Я его знаешь сколько извела в институте?

– Картошку жарила.

– Пейзажи рисовала. Но картошка, если честно, мне всегда удавалась лучше, – вздохнула Настя. – А как зовут художника?

– Андрей Леонидович Атаманов.

– Атаманов! – воскликнула Настя.

– Неужели знаком?

– Я видела его картины в галерее «Фонтенуа»!

– И что? Мазня?

– Напротив! Они необычные! Яркие и оригинальные. В них что-то есть. Что-то детское, беззащитное.

– А стиль? Березки? Вампиры?

– Здрасте! Какие вампиры! Я тебе говорю – в его картинах есть что-то детское. А ты – вампиры…

– Ну, так ведь это из одной области. Дети, вампиры – это же почти синонимы.

– Ах, Маша… Короче, у него не березки и не вампиры. Ближе к абстракционизму.

– О, это мне вовсе не понять, – покачала головой Маша.

– Просто ты не видела. Кстати, одно из полотен продавалось за тридцать тысяч евро.

– ?!!

– Правда-правда!

– Тридцать тысяч?!

– Угу.

– Ну и здорово. Если Андрюша богат, как Церетели, не думаю, что он станет экономить на оплате твоих услуг. Езжай. В крайнем случае просто познакомишься с художником, чьи картины произвели на тебя неизгладимое впечатление. Возьмешь у него автограф. И вернешься обратно.

– Все равно это попахивает авантюрой…

В районе двенадцати Саша занял столик в ресторане «Герр Тайлер» и с волнением ждал появления новой знакомой. Его арсенал составляли:

1. Элегантный букет.

2. Красивый костюм.

3. Мытая шея.

Ровно в полдень в кармане валдаевского пиджака забился в судорогах сотовый телефон. Звонила Вероника. Ее приятный, немного низкий голос заставлял сердце Валдаева вибрировать (Саша несколько часов провел в дерзком фантазировании). Но ее слова были ужасны!