Я даже улыбнулся ему как старому знакомому, но леший, в упор не замечая меня, с утробным рыком кинулся на бабку. Один миг – и крайне озабоченный старикан повалил нашу домохозяйку в сырую траву, сладострастно зачмокав губами.

Блямс!!! Возможно, я не сдержал размаха, но на тот момент мои мысли были заняты другими материями. И притом у нас в отделении считается хорошим тоном стоять друг за друга.

– Ни хре… хи… тумк?!

– А, понимаю, минуточку. – Я с трудом потянул лешего за шиворот, скатывая его в сторону с нашей распятой бабушки.

Яга протянула мне руку и встала, осенив себя широким крестным знамением.

– Вот ведь знала, что придёт, что приставать будет, но что так уж резво? Изголодался, поди?

– В каком смысле?!

– Да уж не в гастрономическом, – фамильярно подмигнула мне моя домохозяйка. – Глянь-кось, живой хоть?

– Живёхонький, – громко подтвердил леший, одним прыжком легко вставая на ноги. – Дак вы бы объяснились хоть, зачем звали, люди добрые? Чего ж сразу кочергой по башке-то…

– Поговорить бы нам, – игриво улыбнулась бабка.

– Намёк тонкий уразумел, – счастливо всхлипнул леший и, бросившись вперёд с очередным поцелуем, вновь словил от меня кочергой по лбу.

– Скор ты на расправу, сыскной воевода, – сквозь зубы пробормотала глава нашего экспертного отдела. – Но справедлив, тут уж не поспоришь. В другой раз уж со всей дури-то не лупи. Ить пришибёшь на хрен ещё.

– Ну-у, на вас не угодишь…

– Не бухти, участковый.

Мы в четыре руки приподняли уже не такого бодрого старикана под мышки, пытаясь привести его в вертикальное положение. Леший сел, собрался, сфокусировал взгляд разноцветных глаз и спросил:

– Так, а ежели, к примеру, без битья, а по совести, чего хотели, граждане милиционеры?

– Помощи твоей хотим, друг сердешный, – в пояс поклонилась ему Яга. – Уж не откажи в таковой услуге, а ежели чем отплатить придётся, так и с нашей стороны нипочём отказу не будет.

– Искушаешь, девица-а…

– Ни в одном глазу! Всё честь по чести, уж коли ты к нам по совести, дак и мы к тебе не задним местом.

– Отчего же не им?! – обрадовался было леший, хватая бабку за талию.

Ну то есть он попытался ухватить, но не успел. Я, кстати, тоже не успел понять, что делаю, вздымая кочергу и обеими руками опуская её на бронированный затылок старикана. Леший хрюкнул, рухнув носом в остывший пепел маленького костерка.

Бабка страдальчески втянула воздух ноздрями, помолчала и, уперев руки в бока, медленно обернулась ко мне:

– Вот ты чего размахался-то, а? Скока можно его по башке бить, он ить пожилой человек. Ну хоть и не человек, так что ж? Сразу гасить кочергой по маковке?! Ох, Никитушка, сокол ясный, ты всё ж себя сдерживай, а не то…

– Да хотите, сами бейте! – даже почему-то обиделся я. – В конце концов, у меня просто нет такого опыта. Я же вам не медик какой-нибудь, чтобы контролировать чего-то там. Клиент жив? Пусть скажет спасибо! И в конце концов, вы сами меня попросили.

– Спа-си-ба-а! – едва сумел приподняться на локтях уже трижды битый леший. – Так эта… чё я хотел-то? Не помню… Может, вы от… от меня чё хотели? Сами-то помните?! А то мне вдруг чёй-то показалось будто бы… Поцелуешь ли меня, кума-душечка?!

Я размахнулся от души. Глава экспертного отдела при лукошкинской милиции храбро прикрыла старикана и рухнула, получив прямой удар кочергой в лоб.

– Упс…

Леший уважительно посмотрел на меня, перевёл взгляд на раскинувшую ноги бабку, покосился на кочергу, неуверенно подрагивающую в моих руках, и скорбно вздохнул:

– Твоя взяла, сыскной воевода. Всё, что пожелаешь, исполню, только более не бей! И так башка трещит, ровно у неопохмелённого медведя по весне.

Минут десять мы ещё потратили на приведение в чувство старейшей сотрудницы нашего отделения. Баба-яга клятвенно пообещала зла не держать, а убить меня как-нибудь потом, когда мы энто дело закончим. И, несмотря на то что я двадцать восемь раз перед ней извинился, взгляд бабки говорил о том, что до окончания расследования по пропаже принца я могу и не дожить. Когда же старик-леший наконец заставил нас признаться, ради чего мы тут юбкой махали, медленно покачал головой…

– Вот, стало быть, куда вас кривая вывела. – Он неторопливо и даже со вкусом выгреб корявыми пальцами из волос с десяток мелких лесных жуков, сделал вид, что собирается бросить их в рот, ухмыльнулся, высыпал насекомых в траву и наконец продолжил: – Ну что ж, хоть Яга-бесстыдница меня в очередной раз обломила с поцелуями да лаской, однако ж смерти ейной я всё одно не желаю. Может, мне в третий раз повезёт?

– Тока ежели я пьяная буду, себя не помня, или Никитушка, сокол ясный, меня же, старую, в очередной раз кочергой по башке ошарашит.

– Бабуль?!

– Чего? Неправду сказала, что ль? – Всё ещё надутая старушка потрогала большую шишку на лбу. – В общем, в Белую Русь нам надобно, туда, где земля польская начинается и ляхи в соболиных шапках на конях по полям ездят, острыми саблюками звенят, холопов своих за чубы дерут да пиво чёрное пьют без меры!

– К Брестской крепостице, стало быть? – уточнил леший.

– Она же разрушена фашистами ещё в начале Великой Отечественн… – невольно брякнул я, и Яга укоризненно покрутила пальцем у виска. – Да, извините, не знал, что там уже сейчас крепость есть.

– Есть-то есть, да не про вашу честь. В крепостице той, слух идёт, нечисть балует. Потому могут ворота чужакам и не отворять.

– У нас, между прочим, царская грамота на расследование, – чуть уверенней ответил я. – Выписана на моё имя и действительна на территории Великой, Белой, Малой и Червоной Руси. А также отдельный документ от немецкого посла Шпицрутенберга, где Кнут Гамсунович гарантирует именем Австрии, Пруссии и Германии безопасный проезд по всем европейским землям.

– Подход серьёзный, – согласился леший, и глаза его вновь заблестели лёгкой игривостью. – Что ж, положим, укажу я вам дорогу короткую, прямоезжую, так что на избушке уже к утру в Бресте будете. А только чем услугу мою оплатите, ась?

Я покосился на бабку, она молча указала взглядом на кочергу. Но, прежде чем мне удалось как следует замахнуться, лесной дедушка одним неуловимым движением вырвал у меня столь полезную вещь и шутя завязал её узлом.

– Неужто ты думал, участковый, что меня долго и безнаказанно бить можно? Ну, раз-два стерпел, знакомства ради, так пора бы и счёт предъявить к оплате.

– Да что ж ты хочешь, лешенька? – елейным голосом пропела моя домохозяйка. – Только на безобразия всякие я не согласная. И не проси! У меня хоть и костяная нога, а тока разок пну куда надо, дак почитай всё хозяйство в яичницу-болтунью – и к гадалке не ходи!

– Точно нет?