– Утыррка, руку! – прорычал мой любимый папочка.

– Его тоже, – я кивнула на перепуганного и осами, и орками паренька.

– Утыррка находить друга, – с умилением произнес шенге.

Но я уже не могла ответить, потому что протянутую руку нежно обхватили мохнатые пальцы, и я взлетела вверх, прямо в объятия папочки.

– Шенге! – И я прижалась к орку. – Шенге, Утыррка очень сильно скучать… Даже не думать, что так бывает.

– Шенге тоже скучать, – папашка уже перепрыгивал с дерева на дерево, пока я маленькой обезьянкой висела на нем, – шенге уже два дня быть тут.

Кажется, я счастлива… Мой родной папа никогда не брал меня на руки, и вообще… эх, хвалил только за хорошо проделанную работу.

Где-то там слышались крики, похоже, осы все же напали на далларийцев, мы-то убежали.

– Утыррка нести вещи? – удивленно спросил шенге, едва с дерева мы спрыгнули на дорогу.

– Утыррка хочет мстить, – я улыбнулась, глядя на перепуганного Оливера, который, едва его поставили на землю, упал и пытался отползти от орков.

Шенге наклонился, обнюхивая меня, и на огромной морде появилось устрашающее выражение:

– Злой человек душить Утыррку?

– Да, – я всхлипнула и прижалась к папашке, – и обижать… заставлять работать на кухне… мыть пол!

– Ррр! – Шенге посмотрел в сторону города. – Утыррка оставаться здесь, шенге учить злого человека вежливости!

Я представила Динара и шенге… у далларийца народу было много, а шенге я очень полюбила и как-то…

– Шенге, не нужно учить, мстить веселее! – И я протянула котомку с вещами.

– Вещи злого человека, – принюхавшись, догадался Рхарге.

– Шенге очень зол, – внезапно заявил папашка, – шенге хочет бить долго!

– Утыррка хочет мстить, – я просяще посмотрела на папочку, – Утыррке будет весело.

Шенге нахмурился, но кивнул. И мы пошли домой, по дороге раздавая зверям подарочки.

Один сапог получил мутировавший барсук. Рхарге, свесившись с дерева, долго дразнил зверя, заставляя его возненавидеть запах владельца сапог, после чего у разъяренного животного сапог отняли, и мы весело убежали. Оливер – единственный, кому не было весело, но… привыкнет. Второй сапог стал временным пристанищем трех ядовитых детенышей той самой злющей змеюки – Рхарге, с молчаливого одобрения моего шенге, торопливо запихал их туда, затем, сжав голенище, методично бил палкой по сапогу, доводя змеек до бешенства. Вообще я заметила, что у нас с младшим вождем одинаково черный юмор. Третий орк в нашей компании веселых мстителей, Орх, влез в обнаруженную неподалеку пещерку и нырнул туда, захватив одну из рубашек Динара. Мы за ним не пошли и убежали раньше, чем хохочущий на бегу Орх из пещерки выбрался. От рубашки остались одни лохмотья, и их пришлось бросить. Второй рубашкой плотно обвязали улей диких пчел, после чего шенге долго стучал по улью, до тех пор пока жужжание запертых там пчел не перешло в ультразвук.

На этой жужжащей ноте уворованные вещи закончились, наволочка была брошена в реку, и мы весело зашагали домой. Папашка держал меня за руку, и от этого радовались мы оба, он – потому что чувствовал, будто ведет маленького ребенка, а я… ну приятно же побыть маленьким и любимыми ребенком в двадцать лет.

– Шенге, а это кто? – я указала на яркую бабочку, пролетающую мимо.

– Машасси, – напряженно проследив за красоткой, ответил орк, – опасно. Трогать нельзя.

– А это? – В поле моего зрения появились желто-синие яркие цветы.

– Ибри, трогать нельзя… яд.

– Ух, – что-то мое радужное настроение начало пропадать.

– Утыррка ножки болеть? – тут же встревожился шенге.

– Утыррка думать, – печально ответила я, – Утыррка не знать, что делать дальше.

Шенге подхватил меня и посадил на плечо, некоторое время молчал, потом осторожно спросил:

– А что хотеть сама Утыррка?

И я задумалась. Вопрос, столь простой на первый взгляд, на деле был задан мне впервые. И я начала размышлять вслух:

– Утыррка наследница Оитлона, должна думать о государстве… Динар захватит власть в Готмире, и тогда прекратятся поставки руды в королевство, это лишит нас прибыли… будет плохо. Утыррка должна захватить власть сама, должна убить Динара Грахсовена.

– Должна, должна… – повторил мой папашка. – А что хотеть сама Утыррка?

– Утыррка… хотеть жить, хотеть веселиться, хотеть быть с шенге, – я обняла мохнатую голову, – но… у меня есть долг…

– Шенге понимать, шенге помогать, но… Утыррка больше не ходить в злой город!

* * *

Динар Грахсовен с наслаждением пристрелил последнюю осу и оглянулся на свое покалеченное воинство. Лица большинства стражников заплыли, некоторые стояли с опухшими руками и ногами, и все были в очень недобром расположении духа.

– Пожалуй, я начну лечение прямо сейчас, – со вздохом произнес маг.

Свое собственное лицо он уже излечил, и сейчас опухоль, закрывавшая его левый глаз, медленно, но верно исчезала.

– Да, займитесь этим немедленно, – произнес Динар.

На нем не было ни единого укуса, а с кинжала стекал желтый зловонный яд, но все же он был достаточно умелым воином, чтобы не подпустить к себе ни единой летающей твари… да и воспоминания о муравьях придавали небывалого энтузиазма в борьбе с осами.

Устало вернувшись в верхний город, Динар долго лежал в остывающей ванне, лениво следя за леди Райхо, услужливо наполняющей его кубок… И ярость поднималась волнами при мысли, что королевская стерва вновь обвела его вокруг пальца!

– Сегодня вы ночуете в моей постели! – растягивая слова, произнес бывший правитель Далларии и с раздражением проследил, как, не скрывая радости, кивает леди Райхо. Презрительно проговорил: – Женщины… вы сначала холодны, затем неизбежно таете, а после начинаете липнуть!

– Мой лорд недоволен? – испуганно спросила леди Райхо.

– Зачем вы истязаете себя? – Его тон требовал ответа.

– Я?.. – Леди смущенно опустила глаза.

– Вы, – подтвердил Динар, не желая более игнорировать известный ему факт.

– Я люблю вас… – прошептала леди Райхо.

– И за это ненавидите себя? – удивленно спросил даллариец.

– Да…

– Не проще ли ненавидеть меня? – он усмехнулся.

– Нельзя ненавидеть тех, кого любишь… – едва слышно ответила Равена.

– Леди, – Динар поднялся, мгновенно завернулся в полотенце, – я убил вашего мужа, я принудил вас проводить со мной ночи, вы обязаны меня ненавидеть!

Леди Райхо, не поднимаясь с колен, вскинула голову, глядя на своего тюремщика, и в ее словах была горечь: