Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я… я правда не могу. Просто не могу, прости… – Валя старалась его утешить.
Август разжал крепко сжатые губы:
– Я просто не понимаю, почему ты не хочешь быть со мной! По-моему, тебе нравится страдать, и ты убегаешь от тех, кто действительно тебя любит.
Август швырнул мокрую марлю на стол и быстро вышел из кухни, хлопнув на прощание дверью.
Валя не хотела причинить Августу боль. Всхлипнув, она вернулась в гостиную, где, рассевшись на диванах, все обсуждали недавние события ночи. Испанцы распаковывали рождественские подарки и даже старались шутить.
Мустафа бросил на Валю недобрый взгляд, обиженный на нее за то, что Август прогнал его с кухни.
Сэм злилась и на Сашу, и на Бьянку, и на Алекса, высказывая всем, что она думает о каждом.
Алекс вжался в диван и молча принимал обвинения.
Фрэнсис пристроился рядом с ним, негромко сетуя, что всё-таки не стоило ввязываться в драку, ведь у русских парней мог оказаться нож.
Все старались не очень шуметь, чтобы в очередной раз не взбесить хозяина дома, который наверняка теперь держит винтовку под подушкой. Пузырьки шампанского, рождённые для праздников, выпрыгивали за края оставленных на столе стаканов, навсегда исчезая в воздухе. Шампанское постепенно становилось пресным. Часы на стене заиграли довольно длинную мелодию – пробил долгожданный час Рождества.
– Что у вас случилось с Августом? – так, чтобы всем было слышно, спросила у Вали Сэм.
– Мы просто разговаривали. Кажется, он сегодня перенервничал.
Саманта с недоверием хмыкнула. Валя же наклонилась к ее уху и прошептала:
– Я так устала сегодня… Хочу побыть одна. Ты придёшь ко мне?
– Я не могу сейчас, – холодно ответила Сэм.
– А позже?
– Я не знаю! Что ты пристала!
Сэм сказала это достаточно громко, ее слова услышала сидящая рядом Сельма, а может быть, и кто-нибудь еще. Саманта поняла, что нужно исправить положение.
– Я постараюсь. Спокойной ночи. – Голубые глаза Сэм ничего не обещали.
Валя встала и ушла в свою комнату. Это было нетипично для нее – она даже не поздравила никого с наступившим Рождеством.
В небольшой спальне стоял раскрытый чемодан, где переливалась красным обёрнутая в фольгу коробочка. Это был подарок профессора Вудса, который она пообещала ему открыть только в Рождественскую ночь.
Валя взяла коробочку и, будто уже успела окончательно превратиться в европейку, не снимая свитер и джинсы, улеглась в постель, спрятавшись под одеяло.
Она содрала красную фольгу и, разорвав упаковку, нашла в коробочке небольшой серебряный ключик с припаянным крохотным колечком. К нему можно было бы докупить цепочку и носить его на шее. В коробочке лежала праздничная открытка. Валя открыла ее и прочитала слова своего учителя.
Милая Кидо!
Иногда так складываются обстоятельства, что мы оказываемся далеко от своего дома. Я знаю, как ты скучаешь по Москве, ведь я сам тоскую по Эдинбургу. Пусть, несмотря на невзгоды, этот ключик наполнит твое сердце радостью, как это бывало в лучшие времена. Я хочу, чтобы ты всегда верила, что сможешь открыть любые двери в жизни. И пусть удача сопутствует тебе и не оставляет тебя никогда!
Твой профессор Вудс.
С Рождеством!
Волшебство, которое желал ей учитель, всё же произошло.
Измотанная экзаменами, злой игрой и внезапной драмой, Валя положила ключик себе на грудь, накрыла его ладонями и, кажется, стала засыпать. Ее измученное сердце потихоньку успокаивалось. Сквозь дрёму наплывали воспоминания. Вот Валя совсем малышка. Мама читает ей сказки, а отец катает на машине. В машине они с отцом только вдвоём, звучит негромкая музыка, машина мчится в счастливую и долгую жизнь… Валя сонно прикоснулась к ключику – интересно, какую дверь он поможет открыть? Хорошо бы зайти к Мустафе и рассмешить его, выкурить сигарету с Алексом и утешить его, сказав: «Не волнуйся, все мы ошибаемся». Крепко обнять Августа, пообещав часто приезжать к нему и Сельме в Бразилию, а затем навсегда остаться с Сэм…
Мечты кружили над Валей как сказочные фигурки над детской кроваткой, и вскоре она уснула, в эту ночь увидев удивительный сон.
Глава седьмая. Сон
Раньше этот город был другим, теперь же заснеженная пустыня захватила всё от центральной площади до окраин. Пойманные на улицах дети застыли с распахнутыми белыми глазами – холод сковал их сердца, превратив в стеклянные ёлочные игрушки.
В домах в люльках застыли крохи, тянувшие ручки к матерям. Те поначалу укутывали малышей в свои самые тёплые одежды, потом отчаянно старались отогреть их горячим дыханием, но, потеряв надежду, родители превратились в тени, которые неприкаянно бродили теперь по берегам озера и холмам.
Дети казались ни живыми ни мёртвыми – они спали. Но сон их казался страшным. Вместо тёплых поцелуев на детские личики опускались снежинки. Они скатывались с холодных твёрдых щёчек как бусинки, падали в ледяную стужу у маленьких неподвижных ножек. В белом безмолвии гудел ветер, гоняющий снежные вихри по пустынным улицам, в последнем приступе отчаяния взывающий вернуться к жизни. Сквозь порывы ветра прорывался тоненький звон колокольчика, словно колыбельная, – это бродили по заметённым снегом улицам коровы в поисках пропавшего пастуха. Иногда они сбивались в кучу и тоскливо мычали, оплакивая съеденную волком тёлочку. Зелёный страх заменил голубизну неба.
Но в замёрзшем городе остались дети, чьи сердца почему-то еще бились, одной из них была Валя. В покинутых чужих домах она нашла тёплую одежду. Надев всё разом, как броню, она старалась бесшумно передвигаться в светлое время, пока солнце еще пробивалось к улицам через зеленые облака. Ночью в городе было опасно. Это было время охоты волков. Звери рыскали в поисках последних теплых сердец, не трогая лишь ветхую колдунью, одиноко шаркающую по вымерзшему городу. Она дотрагивалась до морозного воздуха, словно считывая послания: проходил ли здесь ранее кто-нибудь из живых. Валя знала, что есть и другие волшебные дети и что ей необходимо их найти. Вместе они смогут разбудить уснувших малышей.
Всё изменилось, когда в город прилетел дракон, столетиями спавший высоко в Альпах, он сторожил железные сундуки кельтов, пока что-то не потревожило его. Горы никогда не оттаивали, пряча дракона на своих вершинах. Когда он покинул их, на самых высоких пиках расцвели эдельвейсы, со склонов
