Сидел Юрий Григорич, пил, закусывал и часто курил. Уже и надгробие нельзя было разглядеть, а он все перебирал воспоминания, то ли жаловался, то ли подводил итоги — бессвязно и бессмысленно. Но по-другому и не расскажешь. Про жизнь в России либо петь, либо молчать. Или вот так вот: ночью, на кладбище, в виде пьяного бреда… Сойдет. Для мертвых сойдет. Надо же поделиться… Как женился, потому что можно было на квартиру подать… Как проторчал в этой квартире тридцать лет, двух дочерей вырастил… Дочери замуж вышли, разъехались, младшая даже в Германию с мужем переселилась — и выяснилось, что ничего их с женой вместе не связывает. Жили-жили… Что вместе, что порознь — разница незаметна. Говорят, старикам вместе лучше. А вот он, Юрий Григорич, считает, что одному подыхать проще. Почему подыхать? Дык шестой десяток, плюс нездоровый образ жизни. Ты не думай, что я только тут на выпивку подсел. И в городе за милую душу. А чем еще прикажешь запивать эти «подмосковные вечера»? Тем более пенсионеру, полжизни потратившему на рытье тоннелей?

— На хрен! — Юрий Григорич снова налил. — Так с тобой всю душу расковыряешь, потом за неделю в себя не придешь. Хочешь знать, где родители лежат? Да под Брянском, батя там сорок лет отслужил. На похоронах, помню, даже траурный салют из карабинов давали. Езжу. Нечасто, конечно… Ну, давай за всех вас, что ниже уровня земли.

Выпил Юрий Григорич и впервые отчетливо осознал: а ведь он на полном серьезе ждет, что появится сейчас тетка, присядет рядом… Вон даже место на столике ей освободил, и стаканчик пластиковый там стоит, наполненный. Кто поставил? Да сам же и поставил, в начале разговора. Не выпила. Не хочет? Не может, наверное. А по кладбищу ходила, да…

— До сих пор думаю, что привиделось, — поведал Юрий Григорич темноте. — Но, если разобраться, до этого галлюцинациями не страдал. Значит, не привиделось. А если не привиделось, тогда скажи мне, тетя Уля: кто икону взял? У вас, мертвых, все сложно, прямо никогда не скажете. Ты хоть намекни. Не просто же так ночами по кладбищу колобродишь — наверняка знаешь…

Он еще засветло приметил в гуще пожухлых стеблей у изголовья могилы стеклянный блеск. И вот теперь наклонился, чиркнул зажигалкой — отыскал. Точно: свечка внутри фонарика — продолговатой колбы красного стекла. Достал, зажег, поставил на место, примяв мешающую траву, — красота! Вправду красиво вышло: ночь, звезды, спелая ленивая луна над горизонтом, далекий собачий лай — и красный огонек на могильном холмике. «Угадай страну по фотографии» — так вроде конкурс в газете назывался.

— Итак, продолжим! — бодро произнес Юрий Григорич.

Он постучал по ногтю последней папиросой, дунул, прикурил. Снова тонко залаяла собака на холме — с долгими паузами, словно ожидая, что к ней присоединится басовитый напарник. Но так и не дождавшись поддержки, быстро успокоилась.

— Кто украл икону? Рассказывай.

Молчала тетка Ульяна. Хотел было рассказать ей, что согласно закону, свидетель обязан давать показания, необходимые для установления истины в уголовном деле, — но тут уловил внизу, от оврага, шуршание шагов.

Сначала еле слышные, шаги явно приближались. Через минуту Юрий Григорич смог разглядеть приземистый человеческий силуэт, петляющий среди оград. Живой или мертвый? Живой, наверное — кто ж в ходячих мертвецов в двадцать первом веке верит? И точно.

— Здравствуйте! — приятный мужской голос.

— Добрый вечер. — Юрий Григорич решил быть вежливым с темным человеком.

— Простите, а что вы тут делаете?

— Водку пью.

— Странное место для распития.

— Что ж, — Юрий Григорич несколько смутился, — я, видите ли, поминаю.

— Ульяну Тихоновну?

— Ну а кого ж еще-то?

— Вы ее знали? — Невидимый мужик явно заинтересовался и подошел вплотную к ограде.

Свечка на могиле давала какой-никакой свет — придвинувшись ближе, неизвестный попал в красноватый отблеск. Высветилось только лицо: круглое, аккуратное — как у положительных героев-комсомольцев в советских фильмах.

— Простите за грубость, — Юрию Григоричу лицо пришедшего не понравилось, и он перешел на режим пьяной дерзости, — но какое ваше дело?

— Самое прямое. Я ее родственник.

— Опа! — Юрий Григорич растопырил глаза, но в темноте этого никто не увидел. — Так это ты, что ли, на поминках вертелся?

— Так, постойте. — Мужик протиснулся в калитку и наклонился, прищурившись. — Вы Юрий, племянник? Да, точно, я вас по усам узнал.

— Молодец. Это, значит, тебе я дом отписал?

— Ну да. — Мужик сморщил лицо, огорченный грубостью постановки вопроса.

— Садись тогда, помянем. Сигареты у тебя есть?

— Не курю.

— А звать как?

— Вадим, — миролюбиво представился родственник, присаживаясь рядом, на место тетки Ульяны.

— По кладбищу чего ночами шатаешься? — спросил Юрий Григорич, наливая себе водки.

— Я в деревню шел.

— Зачем? А, ну да…

— Нет, я, видите ли, в детдоме работаю. Я за пацаном нашим направлялся.

— Пей, у тебя налито. А пацан — это который к Иванычу бегает?

— Он самый.

Выпили, не чокаясь. Юрий Григорич подвинул родственнику целое яблоко, себе взял надкусанное.

— Жаль, у тебя сигарет нету. Что ж ты, родственник, курить-то не выучился?

— Я даже в детстве не баловался.

— Здоровье бережешь? Правильно, — презрительно одобрил Юрий Григорич.

— А вы тут какими судьбами? — поинтересовался Вадим сквозь хруст яблока.

— Я, Вадик, приехал, чтобы икону найти. Слыхал о ней?

— Кто ж тут не слыхал!

— Снова молодец. Есть чего сказать по этому поводу?

Юрию Григоричу нравился тот покровительственно-наставительный тон, который он, по пьяному наитию, принял в разговоре с этим внезапно объявившимся родственником. Нельзя было сказать, что Вадим его раздражал, но был он какой-то… соразмерный и среднестатистический, как манекен — живые такими не бывают.

— Что ж сказать… Жалко, конечно, что пропала. Это ведь не просто икона. Ваша, ну, точнее, наша семейная история вокруг нее завязана.

— Как это?

— Неужто не знаете?

— Ты думаешь, я просто для поддержки разговора спрашиваю?

— Да нет, конечно. — Вадим поерзал. — Думал, тетя Ульяна рассказала. Отец ее, ваш прадед, был настоятелем этого храма. А храм, по сути, и был построен из-за этой иконы — местным помещиком Шепелевым, генералом, кстати. Есть сведения, что он ее привез из турецкого похода.

— Ценная икона?

— Генерал утверждал, что она написана Андреем Рублевым.

— Вот как?

Юрий Григорич обернулся, посмотрел на подсвеченную колокольню на холме. Хотел еще что-то сказать, но не придумалось.