Все ночи были одинаковы в этом здании, куда каждый день прибывали новые и новые измотанные боями солдаты в поисках недосягаемого покоя, и после двух ужасных дней Третьей битвы при Ипре огромный старый замок был забит до предела.

В одной из комнат лежал рядовой Хопкинс и кричал, что не станет носить чужую, кишащую вшами одежду. Он твердил, что он солдат и человек и умрет в собственном мундире. Затем в его воображении полицейские снова привязывали его к лафету, и мухи опять садились на него роем, залепляя рот и нос.

В другой комнате на одной кровати лежали двое, держа друг друга в любовных объятиях. Они целовались яростно и страстно. Совсем недавно главным в этой паре был мужчина постарше, более мудрый, сильный и опытный; но теперь все изменилось. Тот, что помоложе, говорил что-то между поцелуями, предлагая утешение и любовь, а другой только шептал в ответ.

Чуть позже в доме прогремел выстрел. Его никто не услышал. В ту ночь в голове каждого пациента в этом замке гремели миллионы воображаемых выстрелов. Миллионы других, настоящих выстрелов гремели во Франции и Бельгии, а также в Турции, Греции и Малой Азии, на Балканах, в Персии, Месопотамии, Африке, Италии, в самом сердце России и над темными водами Атлантического океана. Одним выстрелом больше, одним меньше, едва ли кто-то обратил на него внимание.

Как всегда, лорд Аберкромби завтракал в клубе «Карлтон», куда заходил перед тем, как отправиться в палату лордов. Он плотно поел, еще утром нагуляв аппетит на конной прогулке по Гайд-Парку, и теперь удалился в читальный зал, чтобы переварить сосиски с кеджери за несколькими трубками табаку и утренними газетами.

Лорд Аберкромби не любил, чтобы его отвлекали, и когда рядом с ним возник слуга, державший в руке серебряный поднос с визитной карточкой, его светлость сердито отмахнулся от него.

— Это читальный зал, черт возьми, — прошипел он, так как разговаривать здесь запрещалось строго-настрого. — Я прихожу сюда побыть один и не желаю, чтобы меня здесь преследовали и совали под нос всякие визитные карточки!

Слуга готов был сквозь землю провалиться, потому что о вспыльчивости лорда Аберкромби ходили легенды. И все же он не отступил и не ушел, пока рассерженный посетитель не прочитал карточку. Лорд Аберкромби сердито фыркнул и, отшвырнув «Таймс» со статьей о кровавой бане в Пасхендале, вышел из комнаты.

— Ну, в чем дело? — грубо спросил он молодого человека, ожидавшего в холле. — Что такого важного понадобилось от меня министерству внутренних дел, что сюда прислали самого помощника министра, чтобы оторвать меня от утренней трубки?

Молодой человек собирался заговорить, но Аберкромби не дал ему такой возможности. Будучи членом парламента, он привык сам отвечать на свои вопросы.

— Если вы опять по поводу забастовок этих чертовых инженеров, то вы зря отвлекли меня от отдыха. Мистер Бонар Лоу ясно дал понять, что консервативная партия не станет заниматься забастовками, особенно с этими профсоюзниками, которых не поддерживает даже их собственное руководство! Пусть возвращаются к работе, а мы, возможно…

В лице помощника министра было нечто, что заставило Аберкромби замолчать. Даже он, будучи не самым проницательным человеком, заметил, что тот чем-то сильно взволнован.

— Алан, да? — вдруг спросил он. — У вас новости о моем сыне.

— Может быть, нам стоит перейти в…

— К черту, болван! Он мертв?

— Да, милорд, капитан Аберкромби, увы, погиб.

Старик тяжело оперся о конторку портье. Потрясение было ужасным, хотя он и ожидал чего-то подобного. Как и миллионы других родителей по всей стране и по всему земному шару, они с женой жили в постоянном страхе, боясь получить известие о гибели сына.

Несколько секунд они стояли, не говоря ни слова, пока лорд Аберкромби пытался прийти в себя.

— Как он погиб? — наконец спросил он.

— Сообщили, что он погиб в бою, сэр.

— Сообщили? — резко бросил старик. — Что вы, черт возьми, хотите сказать, «сообщили»?

Помощник министра пристально разглядывал ковер на полу.

— Военные сообщили, что ваш сын погиб при Ипре. Пал смертью храбрых.

На искаженном горем лице старика отразилось сомнение.

— Пойдемте со мной, — приказал он и отвел помощника министра в курительную комнату.

— Я говорил с сыном вчера, — сказал лорд Аберкромби, когда дверь закрылась и он остался наедине со своим посетителем. Помощник министра не ответил.

— Его не было у Ипра, — продолжил старик. — Он позвонил мне сюда, в клуб «Карлтон», из французского замка. Его отправили туда поправляться, поскольку он временно потерял дар речи.

Молодой человек по-прежнему молчал.

— Ипр находится в Бельгии, — продолжил лорд Аберкромби. — А замок, из которого звонил мой сын, во Франции. Он спешил сообщить матери, что с ним все в порядке. Что он поправляется.

И снова в комнате повисло молчание. Несчастный помощник министра отказывался смотреть старику в глаза.

— Как человек, поправляющий свое здоровье во французском замке, мог быть убит во время военных действий при Ипре? Он что, повесил трубку и помчался через границу в Бельгию, на передовую, чтобы принять участие в ночном наступлении?

— Ваш сын погиб, сэр, — повторил помощник министра. — По сообщению, он погиб в битве. Пал смертью храбрых.

— Его будут лечить но инструкции, мистер Дженкинс, а это означает, что сломанные ребра следует перевязать, а за пациентом нужно наблюдать. Наблюдать, ясно вам, мистер Дженкинс? По инструкции.

Врач положил руку на грудь Кингсли, от чего пациент сразу же закричал от боли.

— Осторожно, доктор, мои легкие! — взвыл он.

— Полученные им побои оказались сильнее, чем я думал, — продолжил врач. — Не думаю, что этот заключенный долго проживет в камере, и, боюсь, я вынужден официально уведомить вас, что, по моему мнению, его нужно держать отдельно от остальных для его собственной безопасности.

— А вам обязательно выражать свое мнение в письменной форме? — спросил Дженкинс.

Доктор ненадолго задумался.

— Ну, я должен свериться с инструкцией, но мне кажется, что в рамках моих полномочий устного замечания будет достаточно.

— И вы выскажете это устное замечание, только если к вам обратятся с вопросом? Скажем, некие высокопоставленные особы?

— Приставать к вышестоящим чинам с непрошеными замечаниями определенно не входит в мои обязанности. Но если ко мне обратятся, то конечно…

— К вам не обратятся.

Все было решено. Не останется никаких записей, где было бы указано, кто уклонился от выполнения своих обязанностей и дал ему погибнуть от побоев. Садист Дженкинс, ответственный за его безопасность, желал ему смерти, а врач этому не препятствовал, при условии, что его тылы будут защищены. Кивок и ухмылка послужили Кингсли смертным приговором.