Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень между тем поставил малыша на ножки, взял за руку и двинулся с ним куда-то в сторону от меня. Я последовал за парой на некотором отдалении и вдруг обнаружил, что никакого белого поля больше нет, а есть дорога из серовато-желтого камня, а вокруг раскинулась холмистая равнина, поросшая высоким разнотравьем и купинами темно-зеленого кустарника. Почему-то сильно запахло ванилью и мятой, и я тут же вспомнил, что это мои любимые запахи с детства. Дорога показалась мне бесконечной, но когда я моргнул, она столь же неожиданно и без предупреждения оборвалась у подножия огромной лестницы, ведущей к уже поистине гигантскому порталу с колоннами из белого и красного камня. Двое стали медленно подниматься по ступеням, причем мне показалось, что ребенок несколько подрос, да и одет он теперь тоже был по-другому: в зеленые короткие штанишки на помочах и желтую рубашку, а на ногах появились белые носочки и красные сандалии. Я двинулся следом за парочкой вверх, к колоннам, и когда добрался туда, обнаружил колоссальный ярко освещенный проем входа в это циклопическое сооружение. Но свет бил не в лицо, а падал потоками откуда-то сверху, открывая вид на широкий коридор, раздваивающийся впереди.
Парень с ребенком уже достигли этого перепутья. Малыш хотел повернуть направо, но взрослый уверенно повел его в левый коридор. Я решил почти догнать их, ибо опасался пропустить что-либо интересное. Теперь я двигался буквально за их спинами, но они, казалось, совершенно не замечали моего присутствия. Что ж, так и должно было быть при настоящем трансакте. В коридоре обнаружилось множество дверей по обеим сторонам. Внешне двери выглядели абсолютно одинаковыми по цвету и размеру, так что запомнить местоположение какой-то конкретной из них было бы проблематично. Мальчик же, по-видимому, вознамерился заглянуть в каждую, и я приготовился к утомительному однообразию зрелища, но просчитался, недооценив назначения дверей. Это оказались входы в миры моих воспоминаний.
За одной дверью открылась поляна на берегу небольшой речки, и я увидел мальчика и девочку лет пяти, тянувшую его в темную воду с белыми пятачками кувшинок на гладкой поверхности. Мальчик явно не умеет плавать, но и не может спасовать перед своей подругой, и поэтому после недолгих колебаний отважно шагает с берега и сразу окунается с головой, выныривает, барахтается, кричит, глядя на смеющуюся подружку, и вдруг обнаруживает, что плывет!..
За другой оказался заснеженный двор между темными и мрачными пятиэтажными домами, детская площадка с игрушечными домиками, горками и качелями и трое подростков, обступивших возле одного из домиков более младшего мальчишку в круглых очках, прижимающего к животу новенькие санки. Один из подростков вырывает у мальчика санки, другой сдергивает с него очки и забрасывает их в сугроб, а третий лениво бьет его по носу. Мальчик невольно закрывает варежками лицо, потом отнимает их и удивленно разглядывает на светлой шерсти темно-красные пятна. Подростки смеются и начинают толкать мальчика, стараясь свалить его с ног. Одному из них это удается. Но мальчик вдруг поднимается и в руке у него оказывается обломок заледеневшего древесного сука, который он, видимо, нашел под снегом. Мальчишка бросается на главного обидчика и бьет того концом палки в живот, будто мечом колет. Подросток сгибается пополам и валится на снег, а мальчик замахивается на другого, отнявшего у него санки. Тот в испуге бросает трофей и пускается наутек. За ним следует и его товарищ, а мальчик отбрасывает палку и протягивает руку лежащему у его ног противнику…
А вот сияющая молодой листвой тополиная аллея, пронизанная снопами солнечных лучей, высокий юноша в костюме и рубашке с галстуком, потерянно глядящий на букет нарциссов у его ног и тоненькая темноволосая фигурка девушки в белом выпускном платье, удаляющаяся по аллее…
Потом были картины студенческой жизни, свадьба, первая публикация в газете маленького стихотворения, первая смерть пациента, которого не смог спасти, и первый репортаж с места автокатастрофы… Снова увидел я свою первую встречу с Ириной Колесниковой на презентации центра «Световид» и последнюю встречу с умирающим магом Золотаревым…
Коридоры памяти раздваивались, растраивались, снова сходились, открывались и закрывались бесчисленные двери, похожие снаружи одна на другую, но все это было не то! Не было той, главной и единственной, открывающей выход на простор единого поля памяти планеты. И когда я, вконец обессиленный и отчаявшийся найти заветное, совсем собрался было провести обратную трансакцию слияния своих «я», мы оказались перед дверью, отличающейся от всех предыдущих, но не внешне, а какой-то скрытой внутренней мощью, грозной силой, а может просто колоссальным энергетическим потенциалом, буквально физически ощутимо навалившимся на плечи многотонной глыбой. И тогда я понял, что нашел! Мальчик, превратившийся к тому времени в подростка, уверенно протянул руку к изящной матовой ручке на двери, но вдруг снова ниоткуда и ото всюду одновременно раздался голос Ксении:
— Остановись! Ты нашел выход в астрал, но у тебя нет защиты. Возвращайся и запоминай дорогу!
И мы повернули назад…
Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим навзничь на дхьяна посреди полутемного кабинета. И хотя я знал, что в помещении тепло, тело мое сотрясала крупная дрожь, а сил не было даже чтобы говорить. Я снова смежил веки и попытался включить внутренний энергетический резерв, хранящийся во второй чакре — Свадхистане, центре управления всей телесной энергетикой, но у меня ничего не вышло. Видимо, затянувшийся трансакт сожрал все наличные запасы, и самостоятельно восполнить их мне сейчас не удасться. В тот же момент я почувствовал быстрые, легкие и горячие прикосновения к телу в местах проекций чакральных окон, а потом от копчика по спине и через промежность по животу и груди двинулась обжигающе-приятная волна, смывая и растворяя холод и слабость. Я хотел было приподняться и сесть, но сильные руки прижали мои плечи к ковру, жаркая тяжесть легла на бедра, а лицо окутало душисто-пушистое облако, и только шепот:
— Не шевелись! Я вылечу тебя…
И — невероятно, но все повторилось, как когда-то давно, наверное, в другой жизни журналиста Котова. И вновь текли потоки призрачного золотисто-розового пламени меж танцующих великий танец жизни тел, и волны блаженства в океане радости и силы убаюкивали нас, и под конец — ни с чем не сравнимое чувство слияния воедино двух нашедших друг друга душ. И длилось это один долгий и бесконечный миг…
Потом мы долго и молча лежали в сумрачной тиши на жестком дхьяна, не разжимая объятий и сплетенных рук и впитывая последние тонкие струйки живительного огня Кундалини, разбуженного страстью двух сердец. Наконец Ксения высвободилась, поднялась на ноги и одним взмахом раздвинула тяжелые плотные гардины на окне. Ворвавшийся в комнату водопад полуденного света мгновенно залил теплым золотом ее античную фигуру, а она протянула к свету руки и тихо и радостно засмеялась.
Я кувырнулся через голову и тоже вскочил на ноги. Мне захотелось снова обнять Ксению, потому что теперь я знал: она именно та, которую я подсознательно искал все эти долгие месяцы после смерти Ирины. Я шагнул к Ксении, но вдруг увидел вместо нее Лену и замер.