о ней не вспомнил?

– Это же очевидно! Так совпало, что Соня в городе, остановилась в «Уорвике». Она привезла инфанта Сэмюэля в Нью-Йорк, чтобы ему удалили аденоиды. Они приходили утром, и это было ужасно. Он стал толстым, как поросенок, и когда ходит, то пыхтит, как старый автомобиль, который с трудом ползет в горку. Пока он карабкался тут по ступенькам, его пыхтение было слышно на улице. Я чуть не предложила ему стакан бензина. Но он самый настоящий агнец, – добавила она, подумав.

Удивительно, но Сэмюэль, ранее живший в Нью-Йорке, тоже был любимчиком Луизы.

Лори ухватился за эту мысль. Соня была в городе! С участием Сони его проблему, какой бы сложной она ни была, уже можно было считать решенной.

– Скоро подадут ужин. Ты поужинаешь со мной? – предложила Луиза.

Он посмотрел на часы, покачал головой и встал.

– Не в этот раз. Но я, вероятно, загляну завтра на рассвете.

– Хороший мальчик! – Ее горячая рука поймала его ладонь и теперь удерживала. – Лори, если… если… я однажды вдруг пошлю за тобой… ты придешь и… побудешь со мной?

Вся веселость исчезла с ее лица. Он заглянул в ее надменные голубые глаза, которые смотрели на него с другим, несвойственным им просящим выражением.

– Конечно! В любое время! Ты что, забыла? Посылай за мной, как будто я Боб. Наверное, ты не помнишь, – добавил он чуть веселее, – что временно я назначен твоим младшим братом.

На мгновение ее лицо исказилось. Маска гордости упала с него.

– Боб не знает, – сказала она. – Если бы он что-то заподозрил, то не уехал бы так далеко и надолго. Я думала, у меня есть три или четыре месяца…

Лори наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Я буду заходить каждый день, – сказал он и резко вышел из комнаты.

Внизу он остановился, чтобы осознать то, что открылось ему сегодня в этом доме. Луиза, восхитительная, горделивая, красивая Луиза была действительно больна, безнадежно больна. Лори испытывал одновременно шок и угрызения совести. Раньше он считал ее нервным ипохондриком, презирал за придирки к Барбаре. И только в последний месяц, когда он стал чаще с нею видеться, полюбил Луизу всем сердцем и даже начал восхищаться ею.

Он стоял и молчал и вдруг понял, что в комнате есть кто-то еще – тот, кого он хорошо знает и кто хотел бы поделиться с ним своими переживаниями. Это был Джепсон, дворецкий, который, увидев Лори, тихо кашлянул.

– Простите, сэр, – неуверенно сказал он. – Но миссис Ордуэй не очень-то хорошо себя чувствует в последнее время. Вы это заметили?

– Я заметил это только сегодня, – признался Лори.

– Она теряет силы очень быстро, сэр. Мы все видим это. Кухарка говорит, что она ничего не ест. А Сюзанна и медсестра говорят, что очень сложно пересадить ее в кресло из кровати.

Лори сразу все понял.

– Сегодня приходил доктор?

– Да, двое. Доктор Спейер приходит сюда каждый день. Этим утром он снова приводил доктора Эймса. Дела обстоят весьма плохо, сэр, да еще брат ее уехал.

Дворецкий был действительно расстроен. Лори попытался подбодрить его.

– Может, ей станет получше через пару дней, – сказал он с оптимизмом, хотя на самом деле его не испытывал. – Но я буду приходить каждый день. И вот мой номер телефона. Если что-то пойдет не так, сразу звоните мне. Если меня не будет, оставьте сообщение.

– Да, сэр. Спасибо, сэр. – Джепсон был тронут его участием и вздохнул с облегчением. Он выглядел как типичный английский дворецкий, который мог сделать что-то, только получив разрешение.

Когда Лори добрался до своей квартиры, он позвонил Соне. Как и Джепсон, он был довольно сильно ошеломлен болезнью Луизы и с облегчением услышал приятный и спокойный голос Сони в трубке.

– Узнал, что ты здесь, буквально только что, – сказал он ей. – Я приеду повидаться с тобой утром. Хочу поговорить много о чем.

– Включая миссис Ордуэй? – спросила Соня.

– Да. Ты видела ее сегодня. Надеюсь, ты заметила…

– Конечно. Сэмюэля прооперируют завтра. Я отошлю его в Девон-хаус вместе с его матерью через несколько дней, как только он почувствует себя лучше, а сама останусь здесь.

– Как это здорово с твоей стороны!

– Этого бы хотели Барбара и мистер Уоррен. И я думаю, что и миссис Ордуэй, хотя она сама никогда в этом не признается.

– Я уверен в этом.

Лори повесил трубку, пальцы его подрагивали. Ему было не по себе. Он чувствовал свою ответственность за двух женщин, которых сейчас так жестоко испытывала судьба. Лори показалось, что для него эта ноша слишком велика. Он отвернулся от телефона, но тот снова зазвонил. Он снял трубку и услышал в ней голос одной своей знакомой. Пару недель назад ему нравились и этот голос, и его обладательница – веселое, безответственное, доброе создание, девушка, танцевавшая в шоу в одном из его любимых клубов. Теперь он слушал ее с явным неудовольствием.

– Привет, Лори, – чирикнула она. – Это ты? Это Билли. Слушай, у меня есть план. Мы все едем в Джедни на ужин сегодня вечером. Мы уезжаем сразу после выступления. Ты с нами?

Лори кое-как отделался от бедной Билли. Он отказался вежливо, но твердо и даже жестко, потому что мисс Билли не привыкла к тому, что на ее приглашения отвечают отказом. Она долго не могла поверить в его слова и отключилась крайне нехотя.

Бэнгса не было дома, иначе он смог бы отвлечь Лори от раздумий. Пока Лори собирался на встречу с Дорис, он размышлял о тех противоречиях, которыми была полна жизнь и которые поразили его очень сильно – как любого молодого и неопытного человека.

С одной стороны, была Луиза, которая умирала, и Дорис, которая хотела умереть. С другой стороны, были Билли и ей подобные – глупые маленькие бабочки, которые наслаждались своим кратким часом в тайном саду жизни, постоянно болтая о «прекрасно проведенном времени», притворяясь, что они счастливы, возможно даже будучи в этом уверены. Но думать о них сейчас было даже тяжелее, чем о Луизе и Дорис. А ведь еще неделю назад Лори считал, что эти бабочки веселят его!

Размышляя об этом и других проблемах, он рассеянно сминал в руке три свежих белых галстука.

Глава VII. Григгс получает приказ

В восемь часов Лори пришел к Дорис и обнаружил, что она сидит в свете лампы для чтения и глубоко погружена в сюжет утонченного французского романа, при этом изо всех делает вид, что с ней все хорошо.

Он недоумевал. Он был