Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цыган все боятся, цыгане приходят в дом воды попросить, а потом в доме пусто… Бывает так, вот и боятся люди, разве не правда? — старуха засмеялась, показав ровный ряд золотых зубов, и посмотрела на Леру большими темно-зелеными глазами.
— Но я вас совсем не боюсь… Вы мне напомнили одну женщину из детства… она часто снилась мне, и мне так хотелось увидеть ее еще хоть раз!.. Я ждала, тосковала… Скажите, это были… вы?
— А сердце твое что говорит?
— Сердце говорит, что вы пришли не случайно, вы знаете меня, правда?
— У тебя зоркое сердце, его не обманешь.
— Но что привело вас сюда… Магда Романовна?
— Ты даже имя мое помнишь. От тебя ничего не скроешь, красавица моя… — Цыганка взяла Леру за руку. — Мне карты сказали, что случилось несчастье.
— Это правда, — сказала Лера. — Но маме уже лучше.
— Храни ее Бог, — прошептала цыганка.
— Скажите, а карты все могут рассказать? — спросила Лера, с надеждой глядя на цыганку.
— Карты хранят великие тайны, но не всем дано узнать эти тайны!
— А кому дано?
— Тому, кто может видеть и кто не боится.
— Я, кажется, поняла… Это страшно, потому что знаешь о судьбах людей и ничего не можешь изменить. Но я хочу знать, что меня ждет! Погадайте мне, Магда Романовна!
Цыганка посмотрела на нее с внезапным испугом.
— Нельзя гадать на родных и любимых.
— Но я вам совсем чужая! — удивилась Лера. — Почему вы так говорите?
— Прости, милая, так, с языка сорвалось.
— Погадайте, очень прошу вас! Мне так надо знать!
— Ладно, пусть будет по-твоему. Сотворю великий грех ради тебя, — пробормотала старая цыганка, доставая откуда-то из складок юбки колоду карт…
На столе ровным желто-красным пламенем горела свеча, озаряя небольшое пространство вокруг… Комната погрузилась во тьму, словно потеряв очертания, наполнилась блуждающими призрачными тенями, стены раздвинулись и исчезли в бесконечности пространства…
Цыганка раскладывала карты по кругу сначала слева направо, потом другие навстречу им — справа налево. Долго глядела молча, читая тайный смысл увиденного.
Лера терпеливо ждала, не нарушая молчание ни вздохом, ни словом.
По лицу старухи скользила печаль. Наконец она сказала:
— Ты точно не боишься?
— Я ничего не боюсь… — прошептала Лера.
— Тогда слушай… На пороге не тот, кого ты ждешь. Тот, кого зовет твое сердце, уедет далеко на чужбину. Скоро удивишься тому, что сделаешь. Печаль покинет тебя, но снова вернется. Три великих перемены будут в твоей судьбе, и каждый раз ты будешь терять все, что имела, все начинать сначала, и находить то, чего не теряла. Три короля тебе выпадают, и только один из них пройдет сквозь мрак и огонь, и душа его не станет черной.
— Вы сказали, он уедет на чужбину? И я никогда не увижу его? — дрожащим голосом спросила Лера.
— Увидишь, но не теперь.
— А когда?
— Пока не вижу ответа. Но не теряй надежду, тебе поможет случай… Тут еще два короля.
— Нет, про них не надо! — голос Леры дрожал.
— Господи, зачем я согласилась… — сказала цыганка с горечью.
— Говорите все, что видите! Лучше знать правду, если, конечно, это правда… Ведь карты могут ошибиться, скажите, могут?
— Карты или молчат, или говорят правду… Но они сейчас не все говорят.
— Значит, еще не все известно, что-то может измениться? Вот эта карта рядом со мной, что она значит?
— Эта карта говорит, что есть тайна, о которой ты узнаешь только через смерть близкого человека…
Лера вздрогнула, почувствовав холод внутри. Цыганка взяла ее за руку, развернула ладонью вверх, и холод вдруг исчез, а по всему телу разлился жар.
— Успокойся, родная, все образуется, — говорила цыганка банальные, ничего не значащие слова, но в ее устах они наполнялись каким-то особым смыслом, — все образуется, да не так скоро, как тебе хочется. Потерпеть придется… Будет у тебя все — и любовь, и богатство, ты умная, красивая, добрая, ты получишь такое счастье, какое другим не выпадает…
— Не надо меня утешать, — сказала Лера.
— Я говорю, что будет, — сказала цыганка строго, — ты сама попросила.
— Да, это правда…
— Тогда смотри, вот твоя линия жизни, а вот — линия сердца, они сойдутся! И все страдания твои останутся позади! А теперь я ухожу!
Цыганка быстро собрала карты, вдруг обняла Леру, прижала к себе.
— Прощай, моя золотая, мне пора! Не говори никому, что я приходила.
— А вы придете еще? — Лера смотрела на нее, с трудом сдерживая слезы.
— Когда-нибудь.
— Когда? Через двадцать лет?!
— Да разве я проживу столько… Не плачь, моя золотая…
Проводив цыганку, Лера бросилась ничком на диван и зарыдала. Все было нелепо, несправедливо, ужасно! Неужели все это правда, то, что показали карты?! Внезапно, сквозь слезы отчаяния, в сознание Леры ворвался громкий и настойчивый телефонный звонок. Она вскочила с дивана, бросилась к телефону, схватила трубку… Там был какой-то шум, потом телефонистка назвала ее номер…
— Валерия, как ты могла убежать от меня? Я очень скучаю, — произнес Юрген в наступившей тишине. Голос его звучал так, как звучат, наверное, голоса молодых ангелов.
— Я тоже очень скучаю! — Лера перестала плакать и глупо улыбалась трубке, прижимая ее к щеке.
— Как твоя мама? — спросил он.
— Ей уже лучше, ее выпишут завтра.
— Это хорошо.
Лере хотелось так много сказать Юргену… Господи, да она сходит с ума, она просто умирает, как хочет видеть его, ей всюду мерещатся его голубые глаза, его прекрасная улыбка… Слова почему-то замерли в горле, и она произнесла, с трудом преодолевая охватившее ее оцепенение:
— Я очень хочу тебя увидеть, понимаешь?..
— Я тоже, — сказал он, — мы скоро увидимся. Я скоро буду в Москве, я позвоню тебе…
— Юрген, я тебя очень люблю, я не могу без тебя! — В трубке что-то затрещало, разговор прервался. — Юрген, алло! Алло! — в отчаянии кричала Лера и вдруг увидела свою мать, стоявшую в дверях под руку с сестрой Жанной. «Неужели они слышали? Какой ужас…» — пронеслось в ее сознании, она вспыхнула, замерла, потом побледнела, с трудом справилась с собой и произнесла с неестественной улыбкой:
— Тебя выписали сегодня? Как хорошо…
— Что-то я не вижу, что ты очень обрадовалась, — язвительно сказала тетка. — Соня, пойди ляг, тебе нужен покой, — строго приказала она, потом снова свирепо поглядела на Леру. — Что стоишь? Согрей чайник, матери нужно сделать грелку!