— Я в полном порядке, сейчас отвезу тебя в больницу. Поймаем попутку, и я отвезу тебя в больницу. На самолет мы все равно опоздали! — Красовский с трудом открыл правую дверь, которая была цела, но, видно, от удара заело замок, и вышел из машины, стряхивая с одежды осколки. Лера подумала, что судьба предоставила ей прекрасный шанс остаться здесь, в этом городе, и снова увидеть Юргена. Разве она виновата, что попала в аварию? Правда, ничего страшного с ней не случилось, но последствия могут проявиться позже, конечно, надо обследоваться… И кто сможет осудить ее за то, что в таком состоянии она не сумела вылететь в Москву? Лера представила себе, как она лежит в больничной палате с перевязанной головой, вокруг бегают врачи и медсестры, на краю кровати сидит Юрген и с нежностью глядит на нее, а в дверях палаты появляется Красовский с букетом цветов… «Может быть, я теперь останусь калекой», — шепчет Лера сквозь слезы. «Я все равно буду любить тебя и никогда не расстанусь с тобой», — страстно говорит Юрген. «Я тоже», — произносит Красовский, приближаясь с букетом…

— Я поймал машину. — Красовский подал Лере руку и помог выйти из разбитой «Волги», подвел ее к старому желтому «Москвичу» и бережно усадил на заднее сиденье.

— Пожалуйста, в аэропорт, — с внезапной решимостью произнесла Лера.

— Вы же сказали — в город? — водитель удивленно поглядел на Красовского.

— В аэропорт, — повторила Лера.

— Ну и ну, — Красовский нервно усмехнулся, — не знаю, у кого из нас более вздорный характер! Ладно, поехали в аэропорт, если дама просит.

— Это будет подороже, — сказал водитель, стараясь извлечь выгоду из ситуации.

— Не имеет значения. Только не спешите, пожалуйста, на самолет мы все равно опоздали.

Лера, рисуя в своем воображении столь увлекательные картины своего пребывания в больнице, неожиданно услышала из подсознания голос проснувшейся совести: «А что будет, если мать умрет и ты больше не увидишь ее, даже не простишься с ней?» Этот голос оказался вдруг сильнее ее собственного эгоистического желания, она испугалась всерьез и резко изменила решение.

— Наверное, ты поступила правильно, — тихо сказал Красовский, осторожно сжав ее руку, — мужиков у красивой женщины бывает много, а мать одна…

«Он, наверное, дьявол, — подумала Лера с ненавистью и восторгом одновременно, — он все видит насквозь и умеет читать мысли… Лучше было бы никогда с ним больше не встречаться».

Входя в здание аэропорта, они услышали, как диктор объявляет о задержке московского рейса по техническим причинам еще на полчаса. Теперь все складывалось удачно, у них даже оставалось время выпить по чашке кофе. Теперь они почти не разговаривали, видимо, сказывалось нервное напряжение нескольких последних часов.

А в самолете Лера снова и снова думала о Юргене, проигрывала в памяти каждую их встречу, во всех подробностях, и чем больше она думала о нем, тем более страстно желала его. Тут все было ясно, она влюблена по уши, и если им не суждено быть вместе, для нее это крах всей жизни! Что же касается Красовского, то он, совершенно очевидно, был если не самим дьяволом, то уж по меньшей мере демоном, а с этой публикой отношения у Леры были достаточно сложные и не всегда самые лучшие. Уже в Москве, перед тем, как Лера вышла из такси, Красовский протянул ей свою визитную карточку.

— А если я вам не позвоню? — с вызовом сказала Лера.

— Позвонишь. Не сейчас, когда-нибудь позже, но обязательно позвонишь!

Тетя Жанна встретила Леру в вестибюле больницы, где лежала мать. Она держалась холодно, но сдержанно, по ее страдающему выражению лица и фальшивому голосу Лера сразу поняла, что тетка решила заключить временное перемирие с ненавистной племянницей. Возможно, где-то в глубинах своей злобной и черствой души она действительно сочувствовала сестре и по-своему переживала за нее.

— Твоя мать пыталась покончить с собой, — произнесла тетка трагическим шопотом.

— Зачем она это сделала? — в упор глядя на тетку, спросила Лера.

— Это мне неизвестно, — сухо ответила тетка. — Она проглотила большую дозу снотворного, но, видимо, сама страшно испугалась и позвонила мне; к счастью, я приехала вовремя. Квартира была заперта, пришлось взламывать дверь… О Боже, Софи воспользовалась отсутствием дочери, как это все ужасно!

Из слов тетки следовал недвусмысленный вывод, что в несчастьях ее сестры если не прямо, то косвенно виновата Лера. И так было всегда! Конечно, отношения Леры с матерью нельзя было назвать близкими, им всегда было трудно жить вместе, каждая искала определенной свободы и уединения. В то же время Лера знала, что ее мать почти обезумела от страха перед одиночеством, она постоянно говорила всем о преследовавшей ее мании самоубийства. Лера никогда не могла понять до конца, где проходит грань между игрой матери на публику и действительной опасностью потерять ее. Она ни в чем не была виновата перед матерью и умом это хорошо понимала, но при этом испытывала угрызения совести из-за того, что слишком занята своей жизнью и мало уделяет внимания этой вздорной, капризной и, вероятно, больной женщине, любимой и близкой и в то же время такой далекой и совсем чужой…

В больнице сказали, что мать выпишут завтра. Ей было значительно лучше, но врач заявил, что для полного выздоровления необходим абсолютный покой и никаких стрессов! А как избежать их, этих стрессов, если она сама постоянно выискивает повод для раздражения и впадает в отчаяние из-за любого пустяка?

Оставаться в больнице не было необходимости, тетка сказала, что будет лучше, если Лера с матерью встретится дома завтра, а сейчас ее не следует волновать. «Тогда зачем потребовалось вызывать меня в Москву?» — думала Лера по дороге домой, с новой силой погружаясь в воспоминания о недавнем прошлом. В ее мыслях не находилось сейчас места ни для кого, кроме Юргена. Она словно заново слышала его нежный шепот, ласковые слова, произносимые с мягким акцентом, и испытывала при этом единственное желание — сейчас же, немедленно, броситься к нему в объятия. Но это было невозможно, и Лера ощутила такую невыносимую тоску, что сердце ее готово было разорваться на части.

В квартире было душно, пыльно, неуютно. Лера раскрыла настежь окна и, чтобы как-то занять себя, принялась за уборку. Вдруг кто-то позвонил в дверь. Лера открыла ее и с удивлением увидела, что на пороге стоит старая цыганка в черной одежде. Она молча смотрела на Леру, а Лера смотрела на нее, и ей показалось, что когда-то она видела эту женщину — то ли в детстве, то ли во сне…

— Ты плачешь об одном, а горе у тебя другое, — сказала цыганка.

— Разве я плачу?

— Душа твоя плачет, вижу…

Откуда она знает?..

— Не бойся, я уйду… — сказала цыганка.

— А чего я должна бояться? — удивилась Лера. Она не испытывала никакого страха, напротив, ее почему-то тянуло к этой старой цыганке и совсем не хотелось, чтобы она уходила… Кто она? Что привело ее сюда? В памяти вдруг возник образ сказочной колдуньи в черном, которую она видела очень давно.