Красавица умоляюще протянула руки:

— Сир! Вы даже меня не выслушали!

— Ах, да… — Король с досадой кинул взгляд на дубовую панель с чуть разошедшимся швом. — Простите, сударыня, вы же знаете, я лишь недавно вернулся с побережья, а вдали от двора совсем забываешь об этикете… Итак, я вас слушаю.

— И вы не…

Очевидно, красавица хотела робко или смело намекнуть на приглашение присесть — это намерение так явственно читалось на её хорошеньком личике! — но король мысленно отмахнулся. Ничего. Если она и впрямь только что с дороги — насиделась за весь день в карете. Постоит. В конце концов, он тоже на ногах.

Графиня опустила ресницы, пряча рассерженный взгляд.

Интересно, скольким знакомым дамам она успела нажужжать, что король непременно предложит ей стул? А главное, теперь не солжешь и не приукрасишь: змеи-подружки наверняка подкупят его лакея, чтобы вызнать подробности визита.

— Мой супруг слегка занемог, сир. Вы правы. Но, клянусь, в том нет моей вины! Увы, вокруг вдов часто ходят порочащие их слухи. Но, право же, сир, нет ничего удивительного в том, что убелённый сединами старик шестидесяти пяти лет подхватил простуду. В его-то возрасте…

— Позвольте уточнить: в каком это «его» возрасте, сударыня? Насколько я помню, все графы де Камю отличались крепостью и долголетием: прадед и дед вашего супруга дожили до ста десяти и ста пятнадцати лет, а отец, которому сейчас за девяносто, жив до сих пор, хоть и покинул свет, запершись в келье. И о каких это сединах речь? У меня ещё свежо в памяти, как ваш муж бодрячком отплясывал с молоденькими девицами на вашей же свадьбе; девицы, кстати, запыхались раньше, чем он вспотел… Простуда, говорите?

— Государь! — В синих глазах вспыхнул непритворный ужас. — Всего лишь небольшой жар и насморк, уверяю! Вы словно обвиняете меня в чём-то… Клянусь, я забочусь о нём более, чем о собственном сыне! Франциск даже жалуется гувернёру, что совсем перестал меня видеть с тех пор, как его новый отец занемог… — Не сдержавшись, дама всхлипнула. Поспешно промокнула глаза платочком, натянуто улыбнулась. — Нет-нет, государь, здоровье его сиятельства пошло на поправку, и раньше, чем распустится верба, он уже примется объезжать свои виноградники, проверяя обрезку и весенние работы.

— Вот как…

Генрих заметно смягчился.

— Тогда что же привело вас ко мне?

Дама поджала губы. С досадой покосилась на монарха, рассеянно перебирающего сложенные на письменном столе бумаги. Похоже, она не ожидала подобного приёма.

— Ах, сир… Болезнь супруга, хоть и незначительная, напугала меня. Что, если на мне тяготеет проклятье, и все мужчины, что рядом со мной, обречены на преждевременную кончину? Вы скажете — глупости, суеверия, бабьи сплетни — и я рада бы с вами согласиться, но так боюсь… Сир, я всего лишь женщина, простите. Меня тревожит мысль, что если я, всё ещё молодая, переживу мужа — что станется с моим сыном? У графа де Камю, при всём моём уважении, целый сонм любящих родственников, которые не преминут налететь на его наследство и растащат по кусочкам, поскольку и он относится к им по… родственному. В завещании он уделяет внимание каждому, даже оставляет приданое самым захудалым племянницам, каким-то нищенкам, которых и без завещания уже готов взять в приживалки. Его остановили лишь мои возражения, вполне понятные: какая женщина согласится держать под носом у вполне ещё бодрого, как вы изволили заметить, мужа молоденьких и хорошеньких особ? Я, разумеется, не ханжа, но всё же…

Генрих помотал головой.

— Бр-р-р… Ближе к делу, сударыня.

— Ах! Простите, сир. Дело в том, что граф, несмотря на обещание, всё ещё не усыновил Франциска! Понимаете? И не из-за того, что передумал, нет! Прошение об усыновлении подано вам, государь, и ещё полгода назад, но вы никак его не подпишите. Мой мальчик пока что пасынок, а, став, приёмным сыном, он будет вписан в завещание в совсем ином статусе! Я — мать, сир, у меня единственное дитя, и теперь уже вряд ли родится ещё одно… Ну, вы понимаете… Я всего лишь хочу позаботиться о своём ребёнке.

В задумчивости король потеребил бородку.

— Что-то припоминаю…

Черканул пару слов в раскрытой тетради.

— Если ваше прошение по какой-то причине задержалось в моих бумагах, его завтра же отыщут, и я его подпишу. Вы удовлетворены?

— О, Ваше величество!

Радость, озарившая лицо просительницы, казалась столь искренней, что сердце короля едва не дрогнуло. Но закаменело при следующих словах:

— А что, если всё же…

Генрих показательно сурово свёл брови.

— Не злоупотребляйте моим терпением, сударыня. Вы опять хотите намекнуть о возможной кончине мужа? Я не желаю более о том слушать.

Анжелика дю Камю скорбно вздохнула.

— Но все мы смертны, государь… Я — мать…

— Да, да, представьте, я это помню и отношусь с пониманием. Что ещё вас тревожит?

— О, я всей душой прошу у Всевышнего, чтобы мой супруг прожил в здравии и достатке множество лет; но вдруг злой рок отнимет его, когда Франциск не достигнет своего совершеннолетия и не сможет вступить во владение наследством? Поймите правильно, сир, я сама, трижды вдова, успела натерпеться от собственного бесправия, когда налетевшие родственники покойных мужей, выставив против меня самых подкованных Законом стряпчих, оставляли нас с сыном без гроша; я всего лишь хочу…

Она медленно опустилась на колени и преклонила голову.

— …защититься, сир. Быть уверенной в обеспеченном будущем, каким бы оно для нас с сыном не сложилось. Разве это преступление? Умоляю, государь, не думайте обо мне дурно.

Вздохнув, Генрих предложил даме руку, помогая подняться.

— Слушаю вас, сударыня.

Она с благодарностью пыталась перехватить его ладонь, дабы поцеловать, но король не дался.

— Незачем, незачем, уверяю. Вдруг я ещё откажу? В чём заключается ваша просьба?

Он прекрасно осознавал, что вся эта игра ведётся ради какой-то определённой цели, ещё не озвученной.

— Сир, согласно закону, в случае, если наследник земель и имущества несовершеннолетний, вами назначается опекун, который берёт на себя управление делами до того времени, как наследнику исполнится двадцать один год…

Гм. Похоже, вот оно, главное.

— Прошу вас, сир, назначьте таким опекуном графа де Камилле!

Вот и прозвучало давно пестуемое. Заветное.

— Он до сих пор сохранил ко мне доброе отношение…

Король повертел в руках карандаш.

— … и не верит глупым и страшным сплетням обо мне. Он не даст нас в обиду! Разумеется, сир, я говорю лишь о том случае, если злой рок прервёт жизнь моего мужа раньше, намного раньше, чем я…

«…чем я рассчитываю», — мысленно довершил за неё король. И придал физиономии самое благостное выражение.