На Мальте Джузеппе вновь усердно предался занятиям алхимией, присовокупив к ним приготовление лекарств. Возможно, там он впервые всерьез попытался заняться лечением больных. Парижский целитель не шел у него из головы. Только он решил, что станет лечить бальзамами, ибо больной больше поверит тому врачу, который дал ему лекарство, а не просто поводил руками над головой. Бальзам или эликсир исцеляют и верующих, и философов, а поверит ли философ движениям его рук — большой вопрос. Философы безбожники, им все надо пощупать. И еще он постановил, что станет лечить бесплатно. Разумеется, не всех, а тех, кто не может платить. Таких очень много, но зато и слава его многократно возрастет, а состоятельные пациенты раскошелятся сами.

Задерживаться на Мальте Джузеппе не собирался, тем более что там он вновь услышал о вольных каменщиках. С тех пор как он впервые узнал о масонах от англичан, встреченных им в Португалии, он успел позабыть о них; но теперь внимательно расспрашивал своих собеседников, ибо что-то подсказывало ему, что наконец он нашел то, что столь долго и безуспешно искал. Братья-масоны! Вот оно, общество, где все равны, невзирая на происхождение, общество, филиалы которого существуют во всех странах, а главное, общество, располагающее огромными деньгами, которые мастера вправе расходовать по своему усмотрению.

Масонское учение, именуемое в век Калиостро «учением древнего любомудрия и богомудрия, или наукой свободных каменщиков», привлекало и вельмож, и авантюристов, и буржуа, и ремесленников. Масонами становились в поисках как смысла жизни, так и хорошей компании, как из желания приобщиться к кругу избранных, так и в надежде свести полезные знакомства, дабы сделать карьеру. Вытесняя ритуальную религию, Просвещение проложило дорогу огульному отрицанию Бога, одновременно открыв путь для веры глубоко личной, кроящейся в недрах души и не зависящей от соблюдения обрядов. Уверенность во всесилии разума породила надежду на возможность самостоятельно постичь промысел Творца. Созданный Творцом природный человек не нуждался в государстве, и божественное право монархов и их власть были поставлены под сомнение. Доктринальные распри внутри самой Церкви расшатывали и ее устои, и основы веры. Разум превращался в новое божество, но никто не знал ни возможностей его, ни как ему служить. Временно заглушенная потребность верить искала выхода, и люди, утратив старые верования, со страстью предались новым. В масоны вступали в стремлении приобщиться к тайному знанию, обрести в нем опору и найти нового кумира. Став членом тайного общества, пусть даже не имевшего великих целей, каковым, например, являлось Общество мопсов, человек надеялся распахнуть ту дверь, за которой для него открывался смысл жизни.

Вольное каменщичество не обошло стороной и Мальту: в 1738 году там была создана ложа «Скромности и гармонии»; впоследствии реформированная, она вошла под номером 539 в основанную в 1717 году Великую ложу Англии. Кавалер д’Аквино принадлежал к ложе, и — как знать! — возможно, именно он, и не в Англии, а на Мальте, привел Бальзамо в масоны, причем не исключено, что еще в первое его посещение острова… В таком случае дружеские отношения между плебеем Бальзамо и кавалером д’Аквино, братом вице-короля Сицилии, представителем одного из семи знатнейших родов Неаполитанского королевства, получают некое объяснение. Но эту гипотезу разделяют не все биографы магистра, значительная их часть полагает, что масоном Бальзамо все же стал в Англии — как он сам утверждал…

Пробыв на Мальте несколько месяцев, Джузеппе засобирался в путь. Без Пинто алхимическая лаборатория пришла в упадок и прежнего интереса не представляла; однако кое-что он все же сумел почерпнуть от трудившихся там братьев. Оказывается, золото можно получить не только путем превращения, но и путем выпаривания, выгоняя, например, из ртути все прочие субстанции. Конечно, никакого золота в колбах братьев он не увидел, но сама идея показалась ему плодотворной: расплавить металл можно всегда, а каким образом в оставшейся от него лужице окажется золото — дело техники. Сложив свои наблюдения в копилку памяти, магистр вместе с супругой отбыл на континент. Говорят, будто гроссмейстер дал ему несколько поручений и, дабы он мог их выполнить, снабдил его солидной суммой. К этому времени дела могущественного ордена шли неважно. Военная надобность в нем отпала, жаждущих встать под знамя с восьмиконечным крестом, концы коего напоминали ласточкин хвост, становилось все меньше, а освобождение от налогов, которым пользовались владения мальтийцев в разных государствах, все чаще вызывало недовольство правительств этих государств, и орденской казне постоянно грозило оскудение. Возможно, поэтому энергичный Бальзамо показался гроссмейстеру вполне подходящей кандидатурой для агента влияния. Выполнил ли данные ему поручения Джузеппе или растратил деньги, неизвестно, однако в Англию он прибыл с весьма солидным кошельком.

Но не исключено, что деньги для путешествия Бальзамо раздобыл в Испании, куда он направился сразу после Мальты. Помимо Испании супруги Бальзамо, возможно, посетили также юг Франции, и везде Джузеппе обучал желающих алхимическим премудростям, составлял эликсиры (по рецептам Пьемонтезе и своим собственным), вызывал духов и предсказывал будущее. Казалось, он готовился к какому-то важному событию. Не понимая, чем так занят Джузеппе и о чем он думает, Лоренца часто обижалась на него, однако новое платье и очередная дорогая безделушка вновь приводили ее в хорошее расположение духа. Но ей хотелось обосноваться в каком-нибудь городе, свести знакомство с местным обществом, ходить по вечерам в театр или в гости, болтать с подругами… Кочевая жизнь, поначалу привлекавшая Лоренцу своей необычностью, начинала ей надоедать. Из-за вечных переездов ей было не с кем поговорить, разве что с горничной, но прислуга обычно долго не задерживалась: не каждая служанка соглашалась следовать за хозяйкой по городам и весям. Участвовала ли Лоренца уже тогда в магических спектаклях своего супруга или все еще оставалась в стороне и интересовалась делами мужа, только когда они затрагивали ее непосредственно?

Вояж по югу Европы (или мальтийский гроссмейстер) основательно пополнил кошелек четы Бальзамо; можно было отправляться в Англию. Спрашивать Лоренцу, хочет ли она вновь ехать в страну, где часто идут дожди и она все время мерзнет, Джузеппе посчитал излишним. Разумеется, она поедете ним, а несколько новых платьев, купленных перед отъездом, заставят ее терпеливо переносить неудобства морского путешествия. Бальзамо либо забыл о плачевном финале своей первой поездки, либо понадеялся, что, имея за плечами печальный опыт, он больше не позволит англичанам играть с ним злые шутки. Но во всем, что касалось Англии, интуиция подводила Джузеппе. Наталкиваясь на английскую флегму, сицилийский темперамент взрывался, разум уступал место чувствам, и хладнокровные английские жулики мгновенно обставляли господина магистра.

В июле 1776 года в Лондоне объявилась чета Пеллегрини: одетая с иголочки супруга и супруг, полковник бранденбургской армии, облаченный в парадный мундир. Полковник вышагивал, опираясь на тяжелую трость; в серебряном набалдашнике сияли украшенные алмазами часы. Разумеется, человек, несущий в руке целое состояние, не мог не привлечь к себе внимания. Эта трость впоследствии не раз всплывет под пером хулителей, ибо магистр то ли не заплатил мастеру, исполнившему ее на заказ, то ли обещал передать ее кому-то в Лондоне, но не передал, то ли попросту стянул под шумок в Кадисе. Но Джузеппе трость, похоже, выручит, а вот новому владельцу, который получит ее от него в качестве взятки, не поможет. Но об этом ниже.