– Он слишком добросердечен.

– Его добросердечность погубит нас. Если Каслмейн останется его примой-любовницей, последуют новые несчастья.

– Особенно для милорда Бекингема!

– Да, и для нас всех. Ну, полно, мы – добрые друзья, давайте с этим что-то делать. Давайте найдем королю новую любовницу. Я предлагаю одну из этих обворожительных дам театра… Что вы скажете о несравненной Нелл?

– О, Нелл, – произнес Роберт. – Она обворожительная женщина, но как только она открывает рот, оттуда слышится Коул-ярд. А королю нужна леди.

– В Герцогском театре играет Молл Дэвис, – вступил в разговор Эдвард.

Бекингем засмеялся, так как знал, что Молл вхожа в семью Говардов – через греховные врата. То, что Говардам захотелось бы продвинуть Молл, вполне разумно: она – хороший выбор и послушная девушка. Она будет мила и нежна с королем и постарается защищать интересы Говардов.

Но Бекингем был самым извращенным человеком в Англии. Уложить Молл Дэвис в постель к королю будет слишком просто. Ему же нравились более сложные замыслы: ему хотелось чего-то большего, чем привести в замешательство Каслмейн. Кроме того, в чем Молл может превзойти Ее Светлость? Бедняжка не сможет выиграть в состязании ни одного очка.

Нет, он хотел предложить королю любовницу, обладающую живостью и задором, которая могла бы взять верх над леди Каслмейн в перепалке, чтобы заставить короля смеяться, если ему случится присутствовать при этом, – и он уже думал о такой особе, которая могла бы справиться с этой задачей.

Пусть Говарды делают все, что могут, чтобы продвинуть ведущую актрису из Герцогского театра, а за своей протеже он пойдет в собственный театр короля.

Мисс Нелл! Это та девушка, которая ему нужна. Иногда она говорит языком улицы. Но что же тут такого? Это даже пикантно. Это делало ситуацию еще забавнее: король и девица из низов.

Он повернулся к Говардам.

– Друзья, – сказал он, – если и существует что-нибудь, привлекающее Его Величеству больше, чем одна хорошенькая актриса, так это две хорошенькие актрисы. Вы искушайте его Молл, я буду искушать его Нелл. То-то весело будет наблюдать, что выйдет из этой игры, а? Пусть эти хорошенькие создания сами определят исход сражения между собой. Клянусь, Ее Светлость будет очень волноваться.

Он едва дождался минуты, когда смог с ними распрощаться. Им тоже не терпелось начать действовать. Они отправились в Герцогский театр сказать Молл, чтобы она была готова выполнить их предложение.

Бекингем раздумывал над тем, что ему сделать раньше – обратить внимание Карла на Нелл или предупредить Нелл о великолепном будущем, ожидающем ее? Нелл была непредсказуема. Она оставила Бакхерста и вернулась почти к нищенской жизни актрисы. Может быть, лучше поговорить сперва с Карлом?..

Он начал обдумывать, как начать этот разговор: «Бывали ли вы, Ваше Величество, в театре в последнее время? Боже мой, что за неподражаемое существо эта мисс Нелл!..»

Бекингем прибыл во дворец Уайтхолл в отличном расположении духа.

Король быстрым шагом обошел свои личные сады. Было раннее утро; он привык рано вставать, как бы поздно ни приходилось ему укладываться спать энергии у него хватало на все. И когда утром он бывал один, то ходил совсем в другом темпе – отличном от темпа его любимых медленных прогулок, когда он приноравливался к шагам дам, прогуливавшихся с ним, и останавливался время от времени, чтобы сказать своим спутницам комплимент или сделать через плечо остроумное замечание в ответ на реплику одного из придворных.

Но рано утром он любил подниматься вместе с солнцем, чтобы одному широким шагом обойти свои владения – торопливо пройти по саду во внутреннем дворе, быстро осмотреть свой аптекарский огород, разок пройти вдоль лужайки для игры в шары. Иногда он доходил даже до канала в парке, чтобы покормить уток.

Во время этих хождений он был совсем не тем праздным, доброжелательным Карлом, каким его знали возлюбленные и придворные. На утренних прогулках заметнее становились морщины на его лице, оставленные заботами. Иногда он вспоминал вчерашнюю пирушку и сожалел о данных на ней обещаниях, которые, как он знал, не сможет выполнить; или размышлял о добрых и благородных поступках, которые не совершил, и обо всех уловках, к которым ему пришлось прибегать из-за своей беззаботности и беспечности.

Прошло уже более семи лет с тех пор, как он с триумфом въехал во дворец Уайтхолл, тогда город выглядел праздничным от цветов, усыпавших улицы, от знамен и ковров, от фонтанов, наполненных вином, а больше всего – от веселящихся, исполненных надежд горожан.

И как же осуществились надежды людей за это время? Чума их выкосила так, как редко бывало в прежние эпидемии. Большая часть столицы разрушена. Они терпели постыдное поражение от голландцев в своих собственных водах. Они не одобряли пуритан за то, что те портили им жизнь чрезмерными строгостями, а что получили вместо них? Праздного короля, который чаще попусту тратит время со своими любовницами и распущенными придворными острословами, окружающими его, чем занимается государственными делами! Тот факт, что он обладал живым умом, что мог бы, если бы был более деятельным и политику любил больше, чем женщин, стать одним из самых проницательных государственных мужей своего времени, заставлял еще больше не одобрять свое поведение.

Но даже во время этих прогулок и размышлений о себе и положении в стране на его губах появлялась насмешливая улыбка, когда он вспоминал, что при его появлениях на улицах люди все еще приветствовали его. Он был их королем и, оттого что он был высоким и статным, оттого что женщины, стоящие на балконах и машущие ему, когда он проезжает, признавали его всепокоряющее обаяние, оттого что мужчины на свой лад тоже признавали это обаяние, компенсировавшее им перенесенные ими трудности, когда король обращался к ним в непринужденно-приятельской манере, принятой им по отношению к своим подданным, – все, и богатые, и бедные, бывали удовлетворены и согласны с ним.

Такова человеческая природа, думал Карл, отдавая себе отчет в своей непоследовательности, – почему я должен пытаться изменить ее, если она мне выгодна?

Летом в Бреде он заключил мир с французами, датчанами и голландцами и вскоре надеялся заключить тройственное соглашение, по которому Англия, Швеция и Голландия будут обязаны помогать Испании в войне против Франции. Недавно французы повели себя недружелюбно, и, хотя открытая борьба между ними была достойна сожаления, Карл знал, что человеком, которого он должен остерегаться более других, был именно Людовик XIV, король Франции.

В свое время он увлекался политическими играми, но быстро от них устал. Тогда он предпочел жить в окружении остроумных вельмож своего двора – а более всего в окружении женщин, ибо за годы своего изгнания он стал циником, не верящим никому и ничему. Удовольствия же никогда не обманывали его ожиданий. Тут он всегда получал то, чего ожидал. А планы, как он много раз наблюдал, кончались ничем, причем часто не по вине планировавших. Он видел, что нередко люди, старательно трудившиеся во имя идеала, бывали обмануты превратностью судьбы. Он не мог забыть годы горечи и изгнания, трагедию Вустера. В то время он направил весь свой юношеский идеализм на то, чтобы вновь обрести королевство; результат – катастрофическая неудача и унижение. Он изменился после Вустера. Он вернулся к жизни странствующего изгнанника, когда больше всего его волновали не планы о возврате королевства, а планы покорения новой женщины. Потом фортуна вдруг улыбнулась ему. Он не приложил к этому никаких усилий, не было ни битв, ни кровопролития – его позвали занять королевский трон. Его встречали цветами, музыкой и криками радости. Англия приветствовала распутника и беззаботного циника; а почти десять лет до этого, после рокового Вустера, она с гневом изгнала со своих берегов идеалиста. Эти наблюдения оставили глубокий след в натуре, столь любящей удовольствия.