chitay-knigi.com » Современная проза » Поединок со смертью - Анхель де Куатьэ

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 27
Перейти на страницу:

Моя рука сама взметнулась вверх и опустилась на ее лицо.

Олеся схватилась за щеку. Наверное, собаки, которых везут усыплять, смотрят на своих хозяев такими же глазами, как она смотрела на меня в тот вечер.

Когда Олеся ушла, я глубоко вздохнул. Теперь я был свободен. Действительно свободен. Теперь она уже точно никогда, ни при каких условиях не сможет считать меня своим. Никому и никогда не выдумать лжи, способной «объяснить» этот мой поступок.

В тот вечер я торжествовал, решив, что разрушил Олесину ложь до основания, что поставил ее перед зеркалом и заставил увидеть саму себя в истинном свете.

– Освободился? – спросил Данила, пристально глядя на Павла.

– Да, освободился, – ответил тот и как-то очень быстро отвел глаза в сторону.

– А сейчас эта дура рванет, – Данила устало кивнул в сторону шкафа со взрывчаткой и детонатором, – мы и вовсе освободимся… Так?

– Освободимся, – огрызнулся Павел.

– Пустая у тебя какая-то свобода получается, – Данила сокрушенно эамотал головой. – Пустая. Пустая и бессмысленная. И даже не свобода, а бегство. И не воля, а паника. Страх.

– Почему это? – насупившись больше прежнего, спросил Павел и заерзал на месте. – Какой страх?!

– Олеся сказала тебе: «Следовать своим желаниям – это еще не свобода». А я знаешь, что скажу?

– Что? – кисло, одной половиной рта улыбнулся Павел.

– Следовать своим желаниям – это еще не свобода. Но идти вопреки своим желаниям – это, Павел, настоящее рабство.

– Вот я и не иду вопреки своим желаниям, – Павел уставился на Данилу.

– Не идешь? – удивился тот.

– Нет.

– Совсем-совсем? – Данила почему-то улыбнулся.

– Совсем-совсем» – проскрежетал Павел, чувствуя какой-то подвох в его словах. – А чему ты улыбаешься? Да, это так!

– Больше всего на свете, Павел, ты хочешь, чтобы тебя любили, – спокойно и уверенно сказал Данила. – Больше всего на свете. Все, что ты рассказываешь, – это бесконечный, призывный, душераздирающий плач. Я слушаю твой рассказ и слышу одну-един-ственную, повторяющуюся рефреном фразу: «Меня не любят. Как же я несчастен! Меня не любят. Как же я несчастен! Меня не любят».

– И?! – гневно прокричал Павел.

– Не «и», а «но», – поправил его Данила. – Но – ты ужасно боишься. Ты боишься любви. Ты боишься довериться любви, жить своим чувством, принадлежать другому человеку. Тебе кажется, что если ты полюбишь или если тебя полюбят, ты станешь слабым , уязвимым, зависимым. Тебе кажется, что это «немужественно» – любить, «немужественно» – благодарить за любовь, «немужественно» – быть открытым и искренним…

– Что за бред?! Что это за слюнявый бред?! – заорал Павел.

– А разве не так? – пожал плечами Данила. – Павел, разве не так? Разве не этого ты боишься? Разве не этого хочешь?..

– Чего?! – кричал Павел. – Чего я хочу?! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! Я отказываюсь понимать эту чушь! Это бред!

– Нет, Павел, это не бред, – прежним уверенным голосом продолжал говорить Данила. – Ты хочешь, чтобы тебя любили. Любили искренне, всем сердцем, по-настоящему, именно тебя, а не твои бесконечные маски и позы. Да, Павел, в этом правда. Ты мечтал о любви Олеси, тебе нужна была ее любовь – больше всего на свете, больше жизни.

– Нет!!!

– Не отпирайся, это просто смешно… Ты не на свободе, ты в рабстве. Ты – в рабстве, потому что ты боишься самого главного своего желания. Ты мечтаешь любить и быть любимым, но тебе стыдно, неловко, страшно. Это противоречит всем твоим теориям, твоей такой патетической философии. И если в какой-то момент жизни ты признаешься себе в этом желании, от твоего собственного представления о самом себе камня на камне не останется…

– Ерунда! Ерунда! – кричал Павел и от бессилия хватал себя за волосы. – Замолчи немедленно! Замолчи!

– Нет, Павел, не замолчу, потому что это не ерунда, – Данила был непреклонен. – Ты говоришь, что в тот вечер поставил перед зеркалом Олесю. Заставил ее увидеть саму себя в истинном свете. Но, Павел, давно ли ты сам стоял перед зеркалом? И если да, то кого ты там видел?

– Прекрати это немедленно, или я сейчас все здесь разнесу к чертовой матери!!!

– А я скажу тебе, Павел, кого ты видишь в зеркале…

Часть третья

Павел заткнул уши и начал орать. Его страшный, душераздирающий крик минутами превращался в надрывный вой. А то вдруг становился воплем отчаяния, негодования, скорби. Состояние Павла напоминало предсмертную агонию. Он вскочил с дивана, метался по комнате, крушил мебель, разбивал и ломал вещи. Мы замерли у экрана, перестали дышать.

Одно его неловкое случайное движение, и кнопка пульта на его запястье сработает. А тогда все… Конец. Смерть.

Но вдруг Павел остановился, странно посмотрел на Данилу – с неподдельной и невыразимой тоской, болью, мольбой, может быть. И заговорил – быстро, глотая слова…

Прошло несколько недель. Кира, как Вергилий Данте, вела меня все глубже и глубже в ад. Круг за кругом, круг за кругом. Целые цепочки дней исчезали, стирались из моей памяти. Я не помнил ни мест, где мы подолгу «зависали», ни количества выпитого спиртного и употребленных наркотиков.

Время от времени я просыпался от этого бесконечного кошмара и обнаруживал себя в самых неожиданных местах. То на старом грязном матрасе в подвале какого-то дома, то на чьей-то полуразвалившейся даче за сто километров от города, то на грязном полу клубного туалета.

Это был ад. Мерцающий холодными огнями ад. Я помню странный свет лазерных прожекторов. Видимо, мы забрели в какой-то клуб. Красные, похожие на очередь из трассирующих пуль, лучи пронизывали клубящийся никотиновый туман. В нем всплыло насмешливое лицо Киры.

– Не парься ни о чем, ты же решил умереть, – сказала она. – С каждым днем ты все ближе и ближе к своей цели. Еще пара недель без жратвы, на одной выпивке, и ты сдохнешь. Надеюсь, ты будешь в сознании. А то как-то обидно – проспать осуществление мечты всей своей жизни.

– Где мы? – спросил я, силясь удержать разомкнутыми тяжелые веки.

– Да какая разница! – отмахнулась Кира. – На!

Она сунула мне под нос пластиковый стакан с пивом.

Я молча взял и стал жадно пить. Сквозь грохот музыки доносился голос Киры, надсадно втолковывавший кому-то:

– Лучше заживо сгнить по собственной воле, чем превратиться в один из тех ходячих трупов, что называются «нормальными людьми»!

Или я сам это говорил? Я не понимал и не помнил. Кира была моим двойником. Она говорила то же, что и я. Она думала о том же, о чем и я. Она стала моим голосом.

Про Олесю я специально не вспоминал, но она всегда присутствовала в моем сознании. Иногда мне виделось ее спокойное лицо. Иногда казалось, что все это сон и сейчас я проснусь, а она будет рядом.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 27
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности