Он рос крупным и миролюбивым парнем. Любители подраться к нему не приставали, а сам он никого не трогал. С пятого класса начал пропадать в автомастерских, где работал отец, а к пятнадцати годам у него появились собственные клиенты. От этой постоянной возни с железками его собственные ручищи приобрели стальную крепость. А скорость и резкость, как видно, презентовала природа-мать.

Дождливым мартовским вечером он провожал домой девчонку, она щебетала о платье, которое собиралась надеть на выпускной вечер, он солидно молчал, изредка поддакивая. На аллее парка дорогу им преградила милицейская «канарейка». Двое поддатых ментов вылезли наружу, вдумчиво оглядели парочку, после чего все, собственно, и началось.

– Куда идем? – строго спросил молодой сержант и сдержанно рыгнул.

– Домой, – честно ответил Виталий.

– Ну, так и топай домой, сопляк, – вступил в разговор старшина. – А девушку мы сами проводим, – схватил девчонку за рукав и потащил к машине. Та принялась вырываться и запищала.

– Постойте. – Парень шагнул вперед.

– Домой, говорят. – Сержант двумя руками толкнул его в грудь. – Пошел! – и двинул сапогом в живот, да так, что тот скорчился от боли.

– Виталя! – пискнула подруга.

Сержант занес над мальчишкой дубинку, но треснуть по спине не успел, потому что ударил тот. Снизу в челюсть. Служивого подбросило в воздух, и, пролетев пару метров, он приземлился в кустах, где и остался.

– Ах ты, сучонок. – Старшина оттолкнул девчонку и сделал шаг вперед, размахиваясь.

От страшной силы удара в грудь он захрипел и упал в лужу. Водитель выскочил из машины и принялся расстегивать кобуру. Виталий шагнул вперед и ахнул его кулаком по лбу. Не в лоб, а именно по лбу, сверху вниз, с размаха и со всей молодой и сердитой дури. Страж порядка тихонько хрюкнул и медленно осел на землю.

Ночью за ним приехали, без особых церемоний разбудили и увезли в наручниках. Следствие было коротким, суд состоялся буквально через неделю и щедро отвесил малолетнему хулигану «шестерку» за нападение на сотрудников милиции при исполнении теми служебных обязанностей и нанесение им разной степени телесных повреждений. Дело в том, что все трое доблестных служителей закона оказались на больничных койках: с двойным переломом челюсти (со смещением), поломанными ребрами и сотрясением головного мозга. Судебная экспертиза установила, что в голове у водителя некоторое его количество все же имелось.

Полгода он отработал в гараже колонии для малолеток, потом его перевели во взрослый гараж, в смысле, в обычную колонию. Еще через три года освободили условно-досрочно. Виталий вышел на свободу и направился прямиком в автомастерскую к папе.

Ровно через год после этого он опять загремел на нары и опять по той же статье, правда, на сей раз под его молотилки попали не менты, а вполне приличные молодые люди, футбольные фанаты. Четверым из них, искренне расстроенным проигрышем любимой команды, чем-то не понравился мирно идущий по своим делам работяга, поэтому один взял, да и разбил о его голову бутылку. В ответ он ударил их ровно три раза, потому что один из них сбежал.

Виталий сам вызвал «Скорую», следом приехала милиция. На этот раз самый справедливый в мире суд отмерил ему «восьмерку», и отсидел он ее от звонка до звонка. Когда выходил на волю, начальник колонии со слезами на глазах и надеждой во взоре провожал его до ворот.

– Сказал, когда опять заметут, – пояснил собеседник, – сделает все, чтобы попал опять к нему.

– Так тебя полюбил?

– Не то слово, – хмыкнул он. – Он на мне такие бабки поднимал, ты не поверишь.

– Это как?

– Да так, – пояснил Виталий. – Открыл на зоне самый настоящий автосервис для иномарок, мы там с напарником день и ночь горбатились.

– Забесплатно?

– Кормили, – усмехнулся, – и поили, второе, правда, нечасто.

– Послушай, – спросил я. – А там, на зоне, тебя не обижали?

– Скажешь тоже. – Он вопросительно посмотрел на меня, я все правильно понял и налил. – Там все обо всех знают. Один разок какой-то спортсмен начал было гнуть пальцы…

– И?

– Я взял лом и немного согнул о шею.

– Его?

– Свою, – покачал головой. – Я же не зверь какой. Тот сразу все понял и отвалил.

Он опять вернулся в автосервис, через год познакомился с хорошей женщиной, своей нынешней женой. Родилась дочка.

– Теперь понимаешь? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Извини.

Он действительно до смерти боялся. Потерять то, что наконец получил от жизни. Не знаю, как бы я сам поступил на его месте. Очень может быть, что точно так же.

* * *

Стемнело, я сидел на кухне, курил и уныло хлебал остывший чай. Куцые обрывки мыслей, не задерживаясь надолго, пробегали по мозгам и исчезали. О чем я думал? Да ни о чем конкретно и обо всем сразу, трудно ответить. Только уж больно погано было на душе.

В дверь позвонили, я неохотно оторвал задницу с табурета и, шаркая, как старый дед, ногами, отправился открывать.

– А у нас сегодня пельмени, – радостно сообщил Виталий. – Пойдем.

– Без обид, – уныло ответил я, – но в этот раз лучше без меня.

– Что с тобой, сосед?

– Да так, что-то мне хреново нынче.

– Держи. – Он протянул мне квадратную бутыль из темного стекла. – Хотел с тобой принять под это дело, да вижу, сейчас не до меня.

– Что это?

– А то сам не видишь: взятка, вернее, благодарность, – подмигнул. – Прими граммов триста, глядишь, и полегчает, – развернулся и пошел к себе.

Я вошел в комнату, включил свет и тут же уткнулся взглядом в старое фото: Красная площадь и двое посреди нее. Молодые лейтенанты, оба в парадной форме, с одинаковыми серебряными крестами на левой стороне груди, счастливые и преисполненные значимости салабоны. Девяносто, дай бог памяти, шестой год, нам с Колей только что вручили ордена Мужества, первые в нашей тогда молодой жизни боевые награды. И даже налили по бокалу кислого шампанского. Водки мы, как сейчас помню, выпили уже потом, и как следует. И тут закололо в груди от предчувствия неминуемого. Так бывает, ничего еще не случилось, а душа уже ноет.

Где-то в Латинской Америке, начало нынешнего века

– Действительно так больно? – Задавший вопрос снял очки и принялся старательно протирать стекла полой цветастой рубашки.

– А сами как думаете? – огрызнулся человек в койке. Скудно одетый, исключительно в короткие трусы и футболку. С перебинтованной выше колена правой ногой.

– Думаю, что люди нашей профессии должны уметь переносить боль.

– Нашей? – ехидно спросил раненый. – С каких это пор у нас с вами появилась общая профессия?