чертоги,

Замедляя шаг.

И позвякивали миги,

И звенела влага в сердце,

И дразнил зеленый зайчик

В догоревшем хрустале.

А в шкапу дремали книги.

Там — к резной старинной дверце

Прилепился голый мальчик

На одном крыле.

9 января 1907

Тени на стене

Вот прошел король с зубчатым

Пляшущим венцом.

Шут прошел в плаще крылатом

С круглым бубенцом.

Дамы с шлейфами, пажами,

В розовых тенях.

Рыцарь с темными цепями

На стальных руках.

Ах, к походке вашей, рыцарь,

Шел бы длинный меч!

Под забралом вашим, рыцарь,

Нежный взор желанных встреч!

Ах, петуший гребень, рыцарь,

Ваш украсил шлем!

Ах, скажите, милый рыцарь,

Вы пришли зачем?

К нашим сказкам, милый рыцарь,

Приклоните слух…

Эти грозы, милый рыцарь,

Подарил мне друг,

Эти розы — мне, рыцарь,

Милый друг принес…

Ах, вы сами в сказке, рыцарь!

Вам не надо роз…

9 января 1907

Насмешница

Подвела мне брови красным,

Поглядела и сказала:

«Я не знала:

Тоже можешь быть прекрасным,

Темный рыцарь, ты!»

И, смеясь, ушла с другими.

А под сводами ночными

Плыли тени пустоты,

Догорали хрустали.

Тени плыли, колдовали,

Струйки винные дремали,

И вдали

Заливалось утро криком

Петуха…

И летели тройки с гиком…

И она пришла опять

И сказала: «Рыцарь, что́ ты?

Это — сны твоей дремоты…

Что́ ты хочешь услыхать?

Ночь глуха.

Ночь не может понимать

Петуха».

10 января 1907

Неизбежное

Тихо вывела из комнат,

Затворила дверь.

Тихо. Сладко. Он не вспомнит,

Не запомнит, что́ теперь.

Вьюга память похоронит,

Навсегда затворит дверь.

Сладко в очи поглядела

Взором как стрела.

Слушай, ветер звезды гонит,

Слушай, пасмурные кони

Топчут звездные пределы

И кусают удила…

И под маской — так спокойно

Расцвели глаза.

Неизбежно и спокойно

Взор упал в ее глаза.

13 января 1907

Обреченный

Тайно сердце просит гибели.

Сердце легкое, скользи…

Вот меня из жизни вывели

Снежным серебром стези…

Как над тою дальней прорубью

Тихий пар струит вода,

Так своею тихой поступью

Ты свела меня сюда.

Завела, сковала взорами

И рукою обняла,

И холодными призорами

Белой смерти предала…

И в какой иной обители

Мне влачиться суждено,

Если сердце хочет гибели,

Тайно просится на дно?

12 января 1907

Из цикла «Фаина»

(1906–1908)

«Вот явилась. Заслонила…»[5]

Вот явилась. Заслонила

Всех нарядных, всех подруг,

И душа моя вступила

В предназначенный ей круг.

И под знойным снежным стоном

Расцвели черты твои.

Только тройка мчит со звоном

В снежно-белом забытьи.

Ты взмахнула бубенцами,

Увлекла меня в поля…

Душишь черными шелками,

Распахнула соболя…

И о той ли вольной воле

Ветер плачет вдоль реки,

И звенят, и гаснут в поле

Бубенцы, да огоньки?

Золотой твой пояс стянут,

Нагло скромен дикий взор!

Пусть мгновенья все обманут,

Канут в пламенный костер!

Так пускай же ветер будет

Петь обманы, петь шелка!

Пусть навек не знают люди,

Как узка твоя рука!

Как за темною вуалью

Мне на миг открылась даль…

Как над белой, снежной далью

Пала темная вуаль…

Декабрь 1906

«Я в дольний мир вошла, как в ложу…»

Н. Н. В.

Я в дольний мир вошла, как в ложу.

Театр взволнованный погас.

И я одна лишь мрак тревожу

Живым огнем крылатых глаз.

Они поют из темной ложи:

«Найди. Люби. Возьми. Умчи».

И все, кто властен и ничтожен,

Опустят предо мной мечи.

И все придут, как волны в море,

Как за грозой идет гроза.

Пылайте, траурные зори,

Мои крылатые глаза!

Взор мой — факел, к высям кинут,

Словно в небо опрокинут

Кубок темного вина!

Тонкий стан мой шелком схвачен.

Темный жребий вам назначен,

Люди! Я стройна!

Я — звезда мечтаний нежных,

И в венце метелей снежных

Я плыву, скользя…

В серебре метелей кроясь,

Ты горишь, мой узкий пояс —

Млечная стезя!

1 января 1907

«Ушла. Но гиацинты ждали…»[6]

Ушла. Но гиацинты ждали,

И день не разбудил окна,

И в легких складках женской шали

Цвела ночная тишина.

В косых лучах вечерней пыли,

Я знаю, ты придешь опять

Благоуханьем нильских лилий

Меня пленять и опьянять.

Мне слабость этих рук знакома,

И эта шепчущая речь,

И стройной талии истома,

И матовость покатых плеч.

Но в имени твоем — безмерность,

И рыжий сумрак глаз твоих