Тарзан видел огонь и раньше, когда Ара, то-есть молния, ударяла в дерево во время грозы. Но каким образом негр мог добывать красно-желтые острые клыки, пожирающие деревья и ничего не оставляющие после себя, кроме тонкой черной пыли? И для чего враг Тарзана испортил свое восхитительное кушанье, отдав его в зубы огню? Может, Ара была союзницей стрелка, и он делил с нею добытую пищу?

Размышляя над этим, лорд Грейсток прикончил солидную порцию сырого мяса, вытер окровавленные пальцы о траву и снова отправился по следам Кулонги.

А в это же самое время в далеком Лондоне другой лорд Грейсток, младший брат Тарзана, велел отослать обратно клубному повару поданные ему котлеты, заявив, что они недожарены. А потом, окончив обед, окунул пальцы в серебряный сосуд, наполненный душистой водой, и вытер их куском белоснежного камчатного полотна…

Тарзан упорно преследовал Кулонгу, бесшумно двигаясь над ним по веткам, словно злой дух лесов. Еще два раза он видел, как негр пускал свои стрелы: один раз в Данго, гиену, в другой раз в мартышку Ману. В обоих случаях животные умирали почти мгновенно. Яд Кулонги, очевидно, был свеж и очень силен.

Тарзан размышлял об этом странном способе убийства, раскачиваясь на ветвях на высоте сорока футов над землей. Он понимал, что маленький укол стрелы не мог сам по себе так быстро убивать диких обитателей джунглей. Лесные твари нередко выходили из сражений друг с другом истерзанными самым страшным образом — и все-таки выживали.

Нет, в этих маленьких деревянных щепочках крылось что-то таинственное. Недаром одной царапиной они причиняли смерть! Тарзан обязательно должен был выяснить, в чем тут дело.

И когда на следующий день Кулонга опять покинул поселок, чтобы отправиться в кишащие дичью джунгли, на дереве его уже поджидал Тарзан.

Кулонга охотился долго, но на этот раз удача отвернулась от него, и наконец он решил заночевать в лесу. Забившись в самые густые и непроходимые колючие кусты, он уснул, а после пробуждения увидел, что его копье, лук и стрелы бесследно исчезли.

Черного воина охватил панический страх. Он был безоружен! Правда, у него оставался еще нож, но теперь негр и не помышлял об охоте. Его единственным желанием было как можно скорее добраться до селения Мбонги.

Быстрой рысью Кулонга пустился по тропе, ведущей к родному поселку.

А на расстоянии нескольких ярдов от него, перепрыгивая с ветки на ветку, бесшумно несся мститель за убитую Калу.

Лук и стрелы Кулонги теперь покоились на вершине гигантского дерева, крепко-накрепко привязанные к развилке. У подножия этого дерева Тарзан срезал острым ножом полоску коры со ствола, а повыше надломил ветку. Такими отметками он всегда обозначал места, где оставлял какие-либо запасы.

Кулонга продолжал путешествие, больше похожее на бегство, а Тарзан направлял свой полет по ветвям все ниже и ниже, пока наконец не оказался почти над головой чернокожего. Теперь он держал наготове сложенную кольцами веревку.

И вот лес кончился, впереди показались возделанные поля.

Надо было действовать быстро, иначе добыча могла ускользнуть!

И едва Кулонга радостно крикнул, приветствуя спасение, тонкие извилистые круги веревки полетели на него с нижней ветки могучего дерева у самой окраины полей Мбонги. Сын вождя больше не издал ни звука — прочная петля сдавила ему шею, не позволив издать вопль испуга.

Тарзан, обезьяний приемыш, быстро выбирая веревку, тянул отчаянно упиравшегося чернокожего, как когда-то тянул львицу Сабор. Кулонга оказался куда слабее львицы.

Тарзан легко втащил свою извивающуюся хрипящую жертву под густой полог листвы и всадил охотничий нож в самое сердце негра. Кала была отомщена.

Дикий торжествующий рев заставил задрожать всех обитателей поселка, и далеко в джунглях на этот пронзительный крик откликнулись обезьяны племени Керчака.

Утолив терзавшую его жажду мести, Тарзан тщательно осмотрел труп чернокожего, висящий перед ним в развилке дерева на высоте десяти футов над землей.

Прежде всего его внимание привлек нож — Тарзан немедленно забрал его себе. Медный обруч тоже понравился ему, и он надел его на ногу. Затем он рассмотрел татуировку на груди и на лбу дикаря, полюбовался на его остро отточенные зубы, осмотрел и забрал головной убор из перьев. После чего Тарзан задумался, не съесть ли ему убитую жертву?

Будь перед ним не Кулонга, а вепрь Хорта или олень Бара, приемыш Калы не колебался бы ни минуты. Но законы обезьяньего народа запрещают пожирать сородичей, и теперь Тарзан пытался решить, принадлежит ли этот чернокожий к ему подобным?

Обезьяны не едят обезьян, люди не едят людей… Тарзан долго сидел в нерешительности: разрисованный негр не был похож ни на обезьяну, ни на человека — такого, каким был он сам… И все-таки инстинкт, выработавшийся на протяжении многих поколений, уберег питомца джунглей от нарушения того правила этики цивилизованных людей, о существовании которого он не знал.

Он быстро снял петлю с тела Кулонги и сбросил труп на землю.

Удобно устроившись в высокой развилке, Тарзан в который раз рассматривал тростниковые хижины селения, за которыми тянулись возделанные поля. Он уже не раз наблюдал за странными животными, обитающими в этих логовищах.

Жизнь среди свирепых тварей леса невольно заставляла его видеть в чернокожих существах врагов; теперь, когда один из них убил его приемную мать, Тарзан ненавидел их всей душой. И его ненависть вовсе не уменьшилась со смертью Кулонги.

Человек-обезьяна отнюдь не страдал сентиментальностью и ничего не знал о братстве людей. Все не принадлежавшие к его племени были потенциальными врагами — или хищниками, или добычей. Умерщвление — вот закон дикого мира, в котором он вырос. В этом мире постоянно кто-то охотился, кто-то спасался бегством.

Но такая жизнь не сделала Тарзана ни угрюмым, ни кровожадным. Чаще всего он убивал, чтобы добыть пищу — вожделенное мясо. Или чтобы получить теплую шкуру для одежды (что, впрочем, пока ему не удалось). Или из самозащиты.

Сегодня же Тарзан впервые убил из мести — и не чувствовал по этому поводу никаких угрызений совести.

Пронаблюдав какое-то время за поселком Мбонги, он спустился на землю и стал осторожно подкрадываться к хижинам. Он двигался совершенно бесшумно, как на охоте, не желая стать мишенью для острых деревянных палочек, несущих смерть.

Наконец, преодолев открытое пространство, Тарзан добрался до большого дерева, с ветвей которого свисали плети лиан. Он вскарабкался на ветку, распростертую горизонтально над землей, притаился в густой листве и засмотрелся на диковинную жизнь внизу. Впервые он осмелился подойти к поселку чернокожих так близко!

Прямо под ним резвились голые ребятишки. Женщины мололи сушеное просо в грубых каменных ступах и пекли из муки лепешки. Вдали, на полях, негритянки мотыжили землю, пололи и жали. Юбочки из травы прикрывали их бедра, почти у всех на руках и ногах поблескивали медные и латунные кольца. На груди у некоторых висели круги проволоки. Вдобавок у многих в носы были продеты огромные кольца.