Долгие часы на поляне царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь нестройными криками мартышек и щебетом еще не уснувших птиц, которые порхали среди ярких орхидей и гирлянд огненно-красных цветов, ниспадавших с покрытых мохом пней и стволов.

Наконец на джунгли опустилась ночь.

Одна за другой обезьяны зашевелились, поднялись и расположились вокруг барабана. Самки и детеныши уселись на корточках с внешней стороны амфитеатра, а взрослые самцы устроились внутри полянки, прямо напротив них. Три самых могучих гориллы направились к барабану, сжимая в лапах толстые суковатые ветки длиной не меньше тридцати дюймов.

С первыми слабыми лучами восходящей луны, посеребрившей вершины деревьев, обезьяны стали медленно и ритмично ударять по гулким бокам «барабана».

Чем выше поднималась луна и чем ярче озарялся ее сиянием лес, тем сильнее и чаще били в барабан гориллы, пока наконец дикий гулкий грохот не разнесся по джунглям на много миль кругом. Хищные звери, прижав уши и оскалив зубы, тревожно прислушивались к далеким глухим ударам, оповещавшим обитателей леса о том, что большие обезьяны пляшут танец Дум-Дум.

По временам какой-нибудь зверь испускал пронзительный визг или громовый рев в ответ на быстрый стук древесного барабана. Но никто из живших в джунглях зверей не осмеливался даже близко подойти к тому месту, где неистовствовали при свете луны большие обезьяны.

Грохот достиг наконец силы грома и, казалось, раскачал луну в небесах; и тогда Керчак выскочил на лужайку перед барабаном.

Выпрямившись во весь рост, запрокинув голову и глядя на полную луну, обезьяний вождь ударил себя кулаком в грудь и испустил страшный крик. Долгий вопль пронесся над испуганно притихшими джунглями, а Керчак, подпрыгивая, побежал вдоль круга.

Следом за ним на арене очутился второй самец, во всем подражавший движениям вожака. За ним вошли в круг другие — и теперь джунгли почти беспрерывно оглашались лихими криками.

Ко взрослым самцам присоединилась молодежь, и вскоре почти все племя кружилось и подпрыгивало под грохот барабанов.

Тарзан тоже участвовал в этом диком, скачущем танце. Его смуглая мускулистая фигурка блестела от пота при свете луны, выделяясь гибкостью и изяществом среди неуклюжих, грубых, волосатых звериных тел.

По мере того, как грохот и быстрота барабанного боя увеличивались, плясуны пьянели от дикого ритма и от своего свирепого воя. Их прыжки становились все быстрее, с оскаленных клыков стекла слюна, пена выступила в уголках толстых губ.

Пляска Дум-Дум продолжалась уже около часа, все танцоры выбились из сил, барабанщики тоже… Еще немного — и обезьяний разгул мало-помалу пошел бы на убыль, но тут случилось то, чего никто не ожидал.

Охотившаяся неподалеку пантера загнала оленя прямо в кусты, окружавшие танцевальную площадку горилл. Перепуганный олень запутался в колючках, но хищница не успела воспользоваться своим успехом — распаленные танцем антропоиды посыпались с ветвей деревьев, мгновенно ее в бегство.

Оленя тут же прикончили, и Керчак, похваляясь своей силой, затащил добычу на дерево и перебросил на поляну, где только что танцевало его племя. Огромные обезьяны никогда не упускали шанса полакомиться мясом, однако представлялся такой случай племени Керчака до обидного редко.

И вот теперь гориллы всей стаей ринулись на тушу, стараясь урвать по возможности больший кусок добычи.

Огромные клыки вонзались в мясо, более сильные пожирали сердце и печень, слабые вертелись около дерущейся и рычащей толпы, выжидая удобный момент, чтобы тоже подцепить лакомый кусочек.

Тарзан даже больше, чем его товарищи-обезьяны, любил мясо и испытывал в нем потребность. Плотоядный по природе, он еще ни разу в жизни, как ему казалось, не поел этого лакомства досыта. И теперь, ловкий и гибкий, возбужденный не меньше других, он пробирался между рычащих и воющих обезьян.

На боку у него висел охотничий нож, и, добравшись до туши оленя, он быстро отсек изрядный кусок. Он и не надеялся, что ему достанется такая богатая добыча — целое предплечье, высовывавшееся из-под ног могучего Керчака! Обезьяний вожак был так занят обжорством, что даже не заметил содеянного Тарзаном.

И мальчик благополучно улизнул из толпы со своей добычей.

Но среди обезьян, которые вертелись за пределами круга пирующих, был старый Тублат. Он уже успел отхватить и сожрать отличный кусок, но этого ему показалось мало, и он вернулся, чтобы пробить дорогу к новой порции мяса.

Вдруг он заметил Тарзана: мальчик выскочил из царапающейся и кусающейся кучи переплетенных тел, крепко прижимая к груди предплечье оленя.

Маленькие свиные глазки Тублата налились кровью и злобно засверкали при виде ненавистного приемыша. Нет, он не потерпит, чтобы наглому безволосому ублюдку достался такой жирный кусок!

Однако Тарзан тоже заметил своего злейшего врага и проворно прыгнул к самкам и детенышам, надеясь спрятаться среди них. Тублат гнался за ним по пятам, Калы нигде не было видно…

Убедившись, что спрятаться не удастся, Тарзан понял, что ему остается одно — бежать.

Он со всех ног помчался к ближайшим деревьям, ловко подпрыгнул, ухватился рукой за ветку и с добычей в зубах стремительно полез вверх.

Однако Тублат не пожелал отказаться от преследования.

Тарзан поднимался все выше и выше на раскачивающуюся верхушку гигантского дерева и, увидев, что его тяжеловесный враг в нерешительности остановился на более прочных ветвях десятью футами ниже, стал осыпать обезьяну язвительными насмешками.

Тублат, еще не остывший после танца Дум-Дум, впал в неистовое бешенство.

С ужасающими воплями он бросился вниз и врезался в толпу самок и детенышей. Он расшвыривал их направо и налево, отыгрываясь на более слабых созданиях за обиду, нанесенную ему Тарзаном.

С вершины дерева Тарзан видел, как самки и детеныши бросились наутек, стараясь найти безопасные места на деревьях — а затем и большие самцы тоже позорно бежали от своего обезумевшего товарища. Вскоре все обезьяны, даже Керчак, скрылись среди черных теней окрестного леса, только одна замешкавшаяся самка осталась в амфитеатре, где свирепствовал Тублат. С бешеным ревом самец кинулся на эту жертву, и Тарзан с ужасом увидел, что улепетывающая от Тублата обезьяна — никто иная, как Кала!

С быстротой падающего камня мальчик бросился вниз на помощь матери.

Кала уже достигла дерева, подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку… Но тут раздался сухой громкий треск, ветка обломилась, — и самка свалилась прямо на голову подбежавшего к дереву Тублата.

Прежде чем они успели вскочить, Тарзан уже стоял на земле, и, поднявшись, громадный разъяренный самец гориллы очутился лицом к лицу с ребенком человека.

Отлично! Тублат давно ждал подобной минуты!

С торжествующим ревом обезьяна кинулась на маленького лорда Грейстока. Но его клыкам не суждено было вонзиться в обнаженное, коричневое от загара тело.