Князь же Володимер рече: «Братиа и друзи, русскыа сынове, аще кто жыва брата моего обрящет, тъй поистинне пръвый будеть у наю». И разсыпашася вси по велику силну и грозну побоищу, ищучи победе победителя. Ови же наехаша убитаго Михайла Андреевича Бренка: лежыть в приволоце и в шеломе, что ему дал князп великий; инии же наехаша убитаго князя Федора Семеновича белозерьскаго, чающе его великим князем, занеже приличен бе ему.

Два же етера въина уклонишася на десную страну в дуброву, един имянем Федор Сабур, а другий Григорей Холопичев, оба родом костромичи. Мало выехав с побоища и наехаша великого князя бита и язвена вельми и трудна, отдыхающи ему под сению ссечена древа березова. И видеша его и спадше с коней, поклонишася ему. Сабур же скоро възвратися поведати князю Владимеру. И рече: «Князь великий Дмитрей Ивановичь здрав бысть и царствуеть в векы!» Веи же князи и въеводы слышавше, и скоро сунушася и падше на ногу его, глаголюще: «Радуйся, князю нашь, древний Ярослав, новый Александр, победитель врагом. Сиа же победы честь тобе довлеет». Князь же великий едва рече: «Что есть, поведайте ми». Рече же князь Владимер: «Милостью божиею и пречистые его матери, пособием и молитвами сродник наших святых мученик Бориса и Глеба, и молением русскаго святителя Петра и пособника нашего и въоружителя игумена Сергиа, и тех всех святых молитвами врази наши побежени суть, мы же спасохомся».

Князь же великий, слышав то и въетав, рече: «Сий день сътвори господь, възрадуемся и възвеселимся, людие». И пакы рече: «Сий день господень веселитеся, людие! Велий еси, господи, и чюдна дела твоа суть: вечер въдворится плач, а заутра радость!» И пакы рече: «Хвалю тя, господи боже мой, и почитаю имя твое святое, яко не предал еси нас врагом нашим, и не дал еси им похвалитися, иже сии на мя умыслиша злаа. Нъ суди им, господи, по правде их, аз же, господи, уповаю на тя!» И приведоша ему конь, и всед на конь, и выехав на велико, силно и грозно побоище, и видев въйска своего бита вельми много, а поганых татар четверицею сугубь того боле бито, и, обратився Волынцу, рече: «Въистину, Дмитрей, не ложна есть примета твоа, подобает ти всегда въеводою быти».

И нача з братом своим и с оставшими князи и въеводами ездити по боищу, сердцем боля кричаще, а слезами мыася, и рече: «Братиа, русскыа сынове, князи и бояре, и въеводы, и дети боярьекые! Суди вам господь бог тою смертию умрети. Положыли есте главы своа за святыа церкви и за православное христианство». И поехав мало, наехаше место, на нем же лежать побьени вкупе князи белозерскые: тальма крепко бишася, яко един за единаго умре. Ту же близ лежить убит Михайло Васильевич. Над ним же став князь великий, над любезными въеводами, и нача плаката и глаголати: «Братьа моа князи, сынове русскые, аще имате дръзновение у бога, помолитеся о нас, вем бо, яко послушаетъ вас бог, да вкупе с вами у господа бога будем».

И пакы приеде на иное место и наехав своего напрьстника Михайла Андреевича Бренка, и близ его лежыть твръдый стражь Семен Мелик. Близ же им Тимофей Волуевич убиен. Над ними же став князь великий, прослезися и рече: «Брате мой възлюбленный, моего ради образа убиен еси. Кий бо раб тако можеть господину служыти, яко, меня ради сам на смерть смыслено грядяше? Въистинну древнему Авису подобен, иже бе от плъку Дарьева Перскаго, иже и сей тако сътвори». Лежащу же ту Мелику, рече над ним: «Крепкый мой стражу, твръдо пасомый есмя твоею стражею». Приеде же на иное место, виде Пересвета черньца, а пред ним лежит поганый печенег, злый татарин, аки гора. И ту близ лежыть нарочитый богатырь Григорей Капустин. Обратився князь великий и рече: «Видите, братие, починалника своего, яко сий Александр Пересвет, пособник нашь, благословен игуменом Сергием, и победи велика, силна, зла татарина, от него же было пити многым людем смертнаа чаша».

И отъехав на иное место и повеле трубити в събранные трубы, съзывати люди. Храбрии же витязи, доволно испытавше оружие свое над погаными половци, с всех стран бредут под трубный глас. Грядуще же весело, ликующе, песни пояху, овии поаху богородичный, друзии же мученичный, инии же псалом, то есть христианское пение. Кийждо въин едет, радуася, на трубный глас. Събраным же людем всем, князь великий ста посреди их, плача и радуася: о убиеных плачется, а о здравых радуется. Глаголаше же: «Братиа моа, князи русскыа и боаре местныа и служылыа люди всеа земля! Вам подобаетъ тако служыти, а мне по достоанию похвалити вас. Егда же упасетъ мя господь и буду на своем столе, на великом княжении, в граде Москве, тогда имам по достоанию даровати вас. Ныне же сиа управим, коиждо ближняго своего похороним, да не будуть зверем на снедение телеса христианьскаа».

Стоял князь великий за Доном на костех осмь дний, дондеже разобраша христиан с нечестивыми. Христианскаа телеса в землю покопаша, а нечестивых телеса повръжена зверем и птицам на расхищение.

И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Считаетеся, братие, колькых въевод нет, колькых служылых людей?» Говорить боярин московской, имянем Михайло Александрович, а был в плъку у Микулы у Васильевича, росчетлив бысть вельми: «Нет у нас, государь 40 боаринов московскых, да 12 князей белозерскых, да 13 боаринов посадников новгородскых, да 50 бояринов Новагорода Нижнего, да 40 боаринов серпоховскых, да 20 боаринов переславскых, да 25 боаринов костромскых, да 35 боаринов владимерскых, да 50 боаринов суздальскых, да 40 боаринов муромскых, да 33 боаринов ростовскых, да 20 боаринов дмитровскых, да 70 боаринов можайскых, да 60 боаринов звенигородскых, да 15 боаринов углетцкых, да 20 боаринов галитцскых. А молодым людем счета нет, нъ токмо ведаем: изгыбло у нас дружины всеа полтретьа ста тысящ и три тысящи, а осталося у нас дружины пятьдесят тысящ».

Рече же князь великий: «Слава тебе, вышний творец, царю небесный, милостивый Спас, яко помиловал еси нас грешных, не предал еси нас в руце врагом нашим, поганым сыядцем. А вам, братьа, князи и боаре и въеводы и молодые люди, русские сынове, сужено место лежати межу Доном и Непром, на поле Куликове, на речке Непрядве. Положыли есте головы своа за землю Русскую, за веру христианьскую. Простите мя, братие, и благословите в сем веце и