– Расскажи немного о каждом члене своей семьи. – Каждый раз, когда я разговариваю с Эдрианом, у меня подскакивает сердце.

Хоть это уже и не первый наш сеанс, но я до сих пор жутко смущаюсь, когда нахожусь рядом с доктором Хэйзом. А когда он смотрит мне в глаза, я вовсе теряюсь и забываю слова, но при этом каждый раз наслаждаюсь цветом его радужной оболочки.

– Папа. Его зовут Ричард. Он работает дантистом, у него куча клиентов, которые его обожают. Он мне не раз рассказывал, как в школе все над ним издевались, он был изгоем до самого первого курса медицинского. Но потом он встретил маму. Их встреча была случайной, но неизбежной. Мама врезалась на своем велосипеде в папин пикап.

Моя мама, Рэйчел, вот уже несколько лет является домохозяйкой. У нее был небольшой салон красоты, который в скором времени потерпел крах. После этого все свое время она уделяла мне и Нине, моей младшей сестре. Иногда Нина меня жутко раздражает, ведь эта функция есть у каждой младшей сестры – бесить старшую. Но я все равно люблю ее, и, если честно, мне безумно ее не хватает сейчас. Так непривычно, что никто теперь не роется в моих вещах, не будит меня по утрам своим оглушающим визгом.

Внезапно дверь кабинета открывается и заходит длинноногая девушка. Ее светлые волосы небрежно забраны в хвост. Узкая юбка облегает бедра, а миниатюрный пиджак едва прикрывает тонкую талию.

– Доктор Хэйз, можно я вас отвлеку?

Эдриан смотрит на девушку, улыбается, затем переводит взгляд на меня.

– Джина, на сегодня наш сеанс закончен.

Я пересаживаюсь в коляску, подъезжаю к двери, рядом с которой стоит девушка. Она очень высокая, или же мне так кажется, потому что я сижу в коляске.

– До свидания.

– Всего доброго.

Я оказываюсь за пределами кабинета и еще долго не отъезжаю от него. Наблюдаю сквозь дверную щель за Эдрианом и той, что прервала нашу беседу.

– Чем займемся сегодня вечером?

– Не знаю, Эстер, не думал еще. Да и вообще у меня много работы.

– Эдриан, мы видимся с тобой раз в неделю из-за твоей работы, неужели ты не можешь хотя бы один вечер уделить мне?

Да уж, у Эдриана подружка под стать ему. Высокая, красивая, фигуристая. Я вмиг почувствовала себя ущербной. Я и до инвалидности была не такой уж красоткой, а теперь… я превратилась в депрессивную субстанцию, перевозящую свое исхудавшее тело на коляске. А так хочется надеть каблуки, платье и, как в старые добрые времена, пойти гулять с Лив и кокетливо хихикать, когда нам засигналят автомобили или когда нам вслед посмотрит группа парней.

На следующий день, после утренней зарядки в парке, я заметила, как больше половины пациентов выезжают за пределы ворот. Я сижу в полной растерянности, но затем нахожу в толпе людей лицо Андреа.

– Что происходит? Куда все направляются?

– Каждое воскресенье мы посещаем церковь. Она здесь совсем рядом находится.

Я была в церкви только на свадьбе одной из маминых кузин. Наша семья не особо верующая. Мой отец атеист, и он постоянно говорит: «Бога придумали лишь затем, чтобы совершать грехи, а потом замаливать их перед Ним. Так людям легче».

И пусть я полностью согласна с папой, я все равно решаю составить компанию Андреа. Наверное, потому, что я жутко соскучилась по миру, что находится за воротами центра.

Внутри церкви у меня все сжимается, я чувствую себя крайне некомфортно. Здесь нет рядов скамей, что имеется в любой католической церкви. Все присутствующие на своих колясках постепенно заполняют помещение. Начинается чтение молитвы. Я ни слова не знаю, поэтому просто сижу и наблюдаю за происходящим. Мой взгляд останавливается на Андреа. Ее глаза закрыты, губы шевелятся.

– Андреа, неужели ты действительно веришь во все это?

Она открывает глаза и с удивлением смотрит на меня.

– Конечно, а ты нет?

– Наверное, нет. Мне кажется, я вообще потеряла веру во что-либо.

– Я верю, что Он существует. Бог дает мне силы для того, чтобы прожить еще один день. Каждая молитва к Нему меня исцеляет.

– Тебя исцеляют лекарства и врачи, Андреа.

– Зря ты так говоришь. Ты просто не понимаешь.

– Хорошо, тогда ответь мне: если Он существует, почему ты страдаешь с самого детства из-за болезни? Почему я попала в аварию? Почему мы все находимся в этих чертовых инвалидных креслах? Почему, Андреа? Где был ваш Бог, когда все это с нами происходило?

Андреа качает головой. Я чувствую, что мои слова задели ее, и мне становится неловко.

– Знаешь, в жизни все не просто так. Если Бог посылает нам испытания, значит, есть за что. Возможно, он нас проверяет, сможем ли мы справиться, заставить себя жить дальше или нет. И тех, кто справился, он вознаграждает. Вот чем я живу, Джина. Я живу ожиданием этого вознаграждения. Оно скоро придет, и я уверена, что после этого все изменится. Я готова ждать сколько угодно, готова вынести все, что угодно, лишь бы получить Его награду. И ты тоже должна этим жить, потому что тех, кто сдается, ждет наказание еще хуже того, что ты сейчас испытываешь.

Весь вечер я тонула в бесконечном океане размышлений, вызванных разговором в церкви между мной и Андреа. Я лежу в кровати, смотрю в потолок, мысли идут одна за другой, но порой мое сознание просто-напросто зависает и отключается на долю секунды. Возвращаюсь в реальность лишь после того, как в комнату зашла Фелис и сказала, что пришло время принимать ванну.

Этот центр – настоящий мир для инвалидов. Здесь каждый миллиметр предусмотрен для удобства пациентов. Раковина, туалет, ванна – все они… особенные, сделанные специально для людей с ограниченными возможностями.

Я сижу в ванне, голая, стараюсь хоть как-то прикрыть свои интимные зоны. Хоть мое тело видело приличное количество врачей, что меня лечило, оперировало, но я все равно смущаюсь и готова сквозь землю провалиться из-за того, что кто-то видит меня без одежды.

– Фелис, я могу и сама помыться. – В это время моя чернокожая «надзирательница» трет мне спину мочалкой.

– Нет, это исключено.

– Фелис, я не настолько недееспособная, чтобы ты мыла мне задницу.

– Джина, я верю тебе, но я не имею права оставить тебя здесь одну. Я за тебя головой отвечаю.

Я тяжело вздыхаю и пытаюсь заставить себя хоть как-то отвлечься от того чувства, которое сдавливает мне горло. Нет ничего хуже, чем ощущать себя жалкой и ничтожной.

– Фелис, а у тебя есть дети?

– Нет.

– А муж?

– И мужа нет.

– А сколько тебе лет?

– Сорок четыре.

– И что, тебе совсем не хочется завести семью?

– Моя семья – это пациенты. Сама подумай, зачем мне дети, если мне уже есть кому мыть задницу?