Пресс-конференция почти полностью превратилась в конференцию извинений. Все члены группы пришли в костюмах, и только различающиеся по цвету неяркие рубашки под пиджаками – у каждого своего цвета – показывали, что извинения не были целью встречи. При каждой вспышке фотоаппарата его радужка становилась светло-коричневой. Под глазами залегли тени. Все кланялись, но угол наклона был у каждого свой: ниже всех наклонялся Акихито, он – меньше всех; еще у двоих, кроме него и уже покрасневшей Мифую, уголки рта были подняты вверх, словно привязанные ниточками.

Акихито взял в руки микрофон и сказал:

– Спасибо за то, что вы собрались здесь сегодня.

Началась сессия вопросов и ответов. Я открыла блокнот и поставила черные точки для того, чтобы отметить отдельные пункты.

Мы переходим на следующий этап. Каждый с надеждой смотрит в будущее. Мы пришли к этому решению путем переговоров друг с другом.

Я писала, писала, но никак не могла понять, что за всем этим стоит. Сидя за длинным белым столом на некотором расстоянии друг от друга, все пятеро говорили по очереди, и вот дошла очередь до него. «…А еще я, Масаки Уэно, пользуясь моментом, собираюсь уйти из шоу-бизнеса. Если потом когда-нибудь вы меня где-то увидите, я буду счастлив, если вы тихонько посмотрите на меня не как на айдола, не как на артиста, а как на обыкновенного человека…»

Меня охватило странное чувство – слишком уж его слова совпадали с тем, что я себе представляла, но больше всего меня потрясло серебристое колечко на безымянном пальце его левой руки. Левая рука лежала поверх правой, так что прятать кольцо он не собирался, а как будто молча извещал всех. Пресс-конференция закончилась, а в ушах у меня все звучало его «я», местоимение первого лица единственного числа, которое в этот раз он использовал чаще, чем обычно.

По поводу роспуска группы, последнего концерта, его предполагаемой свадьбы галдели знатно, почище, чем тогда после происшествия с фанаткой. Шум стоял такой, что «его свадьба» даже вошла в тренды.

Мой большой палец вытаскивал на экран комментарии, и мне казалось, что я тону в волнах голосов. Одновременно мне вспомнилось, как я, по дороге из школы домой, бродила по Сибуе, заблудившись в поисках места закрытого показа фильма с его участием. По грязным плиткам с бесконечным одинаковым узором и тактильным индикаторам для незрячих беспрерывно стучали вразнобой кроссовки, туфли, шпильки и всякая разная обувь. К пронзающим здания колоннам и перилам лестниц прилипли людской пот и грязь от рук, людское дыхание переполняло одинаковые параллелепипеды вагонов. На эскалаторах, едущих в здания, которые состоят из поставленных друг на друга одинаковых, словно скопированных копипейстом этажей, вереницей выстраиваются люди, и их засасывает внутрь. Изо дня в день люди совершают одни и те же действия. Все посты заключены в четырехугольные рамки, в кружочках одинаково вырезаны иконки, одинаковым шрифтом люди подбадривают его или сердятся на него. И мои посты, и я сама – часть всего этого.

Меня, застывшую на месте, словно толкнули в плечо: мои глаза остановились на тексте. Так же, как выделяется в толпе спина толкнувшего тебя человека, мне в глаза бросился комментарий:

Я автоматически кликнула на ссылку, ведущую на форум.

В начале там была чья-то история о том, что несколько месяцев назад, делая доставку, человек с удивлением увидел по указанному адресу Масаки Уэно. Пост сразу снесли, но скриншот разошелся по Сети, и по другим постам того же курьера фаны вычислили район, где он живет. А вчера по виду из окна, на мгновение попавшему в кадр в эфире инстаграма, определили и дом, где он живет. Ему жутко не повезло – узнали сразу после того, как он сказал: «Смотрите на меня как на обычного человека». Наверняка некоторые фаны будут просить о встрече. А если невеста живет с ним, то существует вероятность того, что не только он, но и она попадет в осаду.

Я все никак не могла переварить информацию, которую получила за время со вчерашнего вечера до сегодняшнего дня. Я воспринимала ее только глазами, но не головой. Не удавалось свыкнуться с мыслью, что его больше не будет в моем поле зрения.

Так или иначе, мне ничего не оставалось, как только ограничить себя по максимуму и вложить все, что