Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты себе даже не представляешь. Страшноватая мысль, да? Короче, фишка не в этом.
— И в чем тогда фишка?
— Фишка в игрушках. Это послание.
На лице Пэкстона появилось озадаченное выражение, между бровями залегла складка.
— Какое еще послание?
Хармони раздраженно фыркнула:
— Гасси играла со мной, чтобы показать мне, что она это может. Потом ты спас меня, мы, так сказать, объединили усилия, и Гасси стала играть с нами обоими. Из всего этого следует, что штык едва не встрял туда, где у тебя вторые мозги, не случайно.
— Перестань обзывать меня штампами. Я не пользовался своими «вторыми мозгами» со старших классов.
— Что так? Поизносился за школьные годы?
— Нет. Я пользовался тем, что ты так называешь, и позднее, но в низких целях и из-за этого давным-давно испоганил себе жизнь.
— Даже если и так, ты точно не ведешь монашеский образ жизни, потому что целуешься ты, как…
— Я нормальный человек с сильно развитым инстинктом самосохранения… и здоровым либидо. Но выбираю женщин я очень тщательно, а это почти граничит с целибатом.
— И, тем не менее, ты доверил мне свой зад.
— У меня, видимо, был шок.
— Ты мог бы поехать в больницу.
— Если бы я рассказал там, что произошло, меня закрыли бы в палате с мягкими стенами.
— Ладно, мне все равно, — подытожила Хармони, глянула на комнату с игрушками, дверь в которую была открыта, и громко проговорила: — Предупреждение принято к сведению, Гасси.
— Я наверх, переодеться, — объявил Пэкстон. — Проводить тебя до кедровой гардеробной?
— Спасибочки, но нет. Эта комната как музей. Я хочу тут осмотреться. Да и Гасси сейчас, должно быть, устала, чтобы причинить еще какой-нибудь непоправимый вред. Кроме того, здесь даже и близко нет такой негативной энергии, как в комнате с игрушками, плюс я нравлюсь Гасси.
— Я вернусь за тобой, как только переоденусь и проверю, как идет работа. И не ходи в комнату с игрушками.
— Я пока в своем уме.
— Вот видишь? В этом наши с тобой мнения расходятся, — ответил Пэкстон и похромал к выходу.
В гостиной царила странная энергетика. Хармони уже свыклась с тем, что флюиды некоторых людей входили в противоречия с ее собственной энергетикой, но, что странно, единственные противоречия в этой комнате, которые она чувствовала через прикосновения к разным предметам, принадлежали только Гасси. Выходит, бедная ведьма боролась даже с самой собой.
После кошмара в комнате с игрушками Хармони стала лучше понимать ее. Сумасшедшая, грустная и воинственно настроенная Гасси жила и умерла только для того, чтобы причинять вред и приносить хаос. Она была причиной самых яростных разногласий, подпитываясь ими то ли забавы ради, то ли для того, чтобы держать все под контролем и самой же решать возникающие по ее вине проблемы. Это означало, что даже при жизни ее все недолюбливали. Но почему? И если при жизни проблемы, которые она создавала, приносили ей удовлетворение, то почему сейчас, судя по всему, ей мало того, что она делает? И чего она вообще хотела, когда была жива?
В комнату ворвался знакомый холодный поток воздуха с ароматом увядшей сирени и затанцевал вокруг Хармони, и в тот же миг ей в голову внезапно пришел ответ. Отмщение.
— О Боже…
Униженная сумасшедшая мертвая ведьма, которой она почему-то нравилась или которая считала, что может ее использовать, хотела отмщения.
За что? И кто унижал ее? Еще две неизвестные величины в и без того не решаемом уравнении.
Хармони подумала, что ей нужно дать отдых своему издерганному магическому я и свалить отсюда. И как можно быстрее. Однако, несмотря на спятившее привидение, на ней висела миссия, которую нужно было выполнить и из-за которой Хармони было необходимо хорошенько обследовать замок, залежи старинной одежды и самого хозяина. И необязательно именно в таком порядке. Поэтому она стала ходить по гостиной, заглядывая в каждый уголок, потом села на вертящийся стул с ножкой в виде дельфина у пианино и сыграла «Собачий вальс». Она открыла каждый имевшийся тут ящик в поисках второй половины кольца или хоть какого-нибудь намека на то, что ей делать дальше. Присутствие Гасси по-прежнему ощущалось отчетливо, и Хармони уселась на стул времен королевы Анны, стоявший у длинной стены, которую почти полностью скрывал длинный гобелен.
Сам стул (а может быть, атмосфера вокруг него) излучал энергетику Гасси, но не ту зловещую призрачную силу, как было в комнате с игрушками, а ее истинную сущность, которой она обладала при жизни. И часть этой энергетики определенно была положительной.
Хармони поняла, что приблизилась к цели своего пребывания здесь. Очевидно, Гасси частенько захаживала сюда в хорошие и не самые лучшие свои времена, и ее суммированная энергия, казалось, обосновалась у одной этой стены.
Услышав звуки «Колыбельной» Брамса, Хармони повернулась и увидела, как движутся клавиши фортепиано, но на стуле рядом с ним никого не было. Если играла Гасси, то обнадеживающие звуки пьесы были совершенно для нее нехарактерны. И все же Хармони решила, что музыка — это знак, который дает ей понять, что нужно продолжать в том же духе и что она на верном пути.
Отодвинув стул, она заглянула под гобелен, но никаких спрятанных за ним замков, дверей, лестниц или туннелей не обнаружила. Правда, сама поверхность стены была несколько странной и выглядела так, что Хармони невольно подумала о мазках кисти на картинах. Она потянула гобелен за уголок в сторону, чтобы рассмотреть стену, похожую на грязный холст, однако внезапно флюиды энергии, исходившие от нее до сих пор, испарились, словно приглушенные какой-то ошеломительной силой.
Гасси озадачила Хармони не меньше, чем Пэкстон, который целовался, как бывалый ловелас, чтоб его. И который решил вернуться за ней именно сейчас.
Она выпрямилась и пальцами отправила упавшие на лицо волосы назад. За эти доли секунды он успел почти вплотную подойти к ней, и его мысли сосредоточились на каком-то шелке, который пах мятой. Он думал о ее волосах! Хармони почувствовала, как в нем снова поднимается волна похоти, которую он упорно старался подавить, потому что решил с этого момента игнорировать ее. И это она тоже знала. Впрочем, несколько чувственных всплесков он все-таки ощутил.
Ах, как мило. Он считал ее чувственной.
В других обстоятельствах она бы хорошенько его обработала, чтобы у него не было шансов игнорировать ее. Ей нравилось, какой эффект она на него производит, так же сильно, как это не нравилось ему, хотя он уже в который раз возвращался к ней, чтобы получить нечто большее. Она знала, что, по его мнению, он должен был остаться на стройплощадке, а вместо этого опять пришел за ней, злясь на самого себя за то, что не смог противостоять влечению и пошел на поводу у своих сексуальных желаний, эпицентром которых сейчас была Хармони.