5 сентября 2005 года

— Чего так долго?

— Шли пешком.

— Куда?! До самой больницы?

— Угу. Я хотел на метро, а он не пошел.

— Как «не пошел»? А в рыло?

— Я пробовал, так он укусил меня, зараза ненормальная.

— Косой, ты че! Срочно в экспертизу, срочно прививку от бешенства. С такими вещами не шутят, вон, в новостях передавали.

22 апреля 2003 года

Его встретила другая журналистка — широкоплечая и молчаливая, похожая на солдата. Она провела Диму в редакцию и оставила его у двери. Едва он успел заскучать, как подошла сама Ксения, по-утреннему живая, с ярко накрашенным ртом.

— Да выбрось уже эту гадость, — Ксюша отобрала у Димы склеенный диктофон. — Идем Она швырнула диктофон в урну и коротко взмахнула рукой.

— Отлично, просто отлично, — болтала Ксюша по дороге. — Все читают твое интервью, я всем говорю, вот это настоящая журналистика. А не как мы здесь…

— Мое интервью?

— Машка! Дай человеку свежий номер! Ага, вот, — она вручила Диме клейкий глянцевый журнал. — С утра звонил уже пресс-секретарь твоих девочек, орал тут, грозился в суд подать.

— Э… это плохо? — спросил Дима.

— Нет, конечно! Ты что. Это хорошо! Если б он мог, он что, звонил бы? Он бы подал. Дима осторожно улыбнулся.

— Так я?.. — спросил он.

— Ты молодец, — она косо сверкнула улыбкой и потерла руки. — Знаешь, что мы сделаем? Мы научим тебя писать, и ты станешь монстром! Дима содрогнулся.

— Ты тоже считаешь, что человек — это хищник? — спросил он.

— А? Ты о чем? Ладно, не важно, мы пришли, — она притормозила у стола, уже знакомого Диме. — Ты посиди здесь, и кстати, ты здесь и будешь сидеть, располагайся… почитай свое интервью, а я сбегаю к себе за бумагами. Ксюша взяла у него журнал, пролистала до середины и грохнула его Диме на колени.

— Вторая полоса, колонка справа.

Когда она ушла, Дима огляделся и положил журнал на стол, испытывая перед глянцевой бумагой незнакомый теплый испуг. Дима убрал из-под ног пыльный удлинитель, затолкал системный блок подальше, а экран подтянул к себе. Немного робея, он протянул руку к монитору, отклеил жирафа и убрал его в нижний ящик — два верхних были отведены под чью-то сахарницу, кофейную чашку и пару резиновых кедов.

«В гостях у двух скандально известных бэд-герлз из коллектива „СКАЗКИ“ мы получили ответы на самые дерзкие наши вопросы», — прочел Дима, водя носом вдоль строк, — «Читайте в ОТКРОВЕННОМ ИНТЕРВЬЮ от Митяя Честного!

МЧ: Ваши интимные предпочтения?

АНЯ: Мой вариант номер один — это догги-стайл. Еще я люблю анальный секс. Только не говори, что тебя это шокирует.

ЮЛЯ: Я сложная натура, и люблю эксперименты. Признаюсь, что порой мне нравятся и игрушки, и вотерспортс, и я даже попробовала бы джербиллинг.

АНЯ: (смеется)

МЧ: Сейчас модно интересоваться — как вы относитесь к наркотикам?

АНЯ: Знаешь, когда выходишь на сцену и чувствуешь зал, наркотики тебе просто незачем.

ЮЛЯ: Всё, что мы делаем, приносит достаточно кайфа само по себе.

АНЯ: Музыка — это лучший наркотик!

МЧ: Ваши творческие планы?

ЮЛЯ: Скоро мы отправляемся в тур по странам ближнего зарубежья, потом у нас будет концерт в Москве. Еще мы работаем над записью нового альбома, он выйдет летом. Больше всегда можно узнать у нас на сайте. (Прим. ред.: см. внизу стр.)

МЧ: И финальный вопрос — о…»

— Ну что, как тебе? Дима поднял глаза. Рядом стояла Ксюша.

— Ты знаешь, тебе стоит поставить линзы посильней, у тебя на сколько? — спросила она.

— А?

— Тебе нравится интервью? Ощущаешь дуновение славы?

— Э, — сказал Дима. — Не знаю… Тут же всё не так…

— Не так? — Ксюша удивленно подперла щеку языком. — Ну конечно, после редакции! Не думал же ты, что кто-то станет прямым текстом печатать то, о чем вы там говорили?

— А вот это? — Дима взял номер и прочел. — «Финальный вопрос — о чем вы мечтаете. Юля: сняться в чем-нибудь откровенном. Аня: я мечтаю о серьезных интересных отношениях», она такого вообще не говорила. Дима посмотрел на Ксюшу, борясь с тяжелым скользким журналом.

— Ну и что? — она махнула рукой. — Вопрос банальный, я додумала за них интересное окончание.

— Сама?..

— Конечно. А о чем еще эти две могут мечтать? Или спортсмены, к примеру, — сказала она, сделав неловкий жест рукой. — Ради бога, да ты знаешь, какие они тупые? Они же вообще ни бе ни ме порой. «Бе? Ме?», — растерялся Дима, пытаясь удержать на коленях журнал и уследить за словами Ксюши одновременно.

— Мы, прежде всего, развлекательная пресса. Ты считаешь, кого-то развлечет этот бред, который несут наши политики или, там, звезды?

— Но это же неправда, — сказал Дима неуверенно. Ксюша нахмурилась, одернула манжеты и сложила руки на груди.

— Слушай, — она сбавила тон. — Отныне я твой редактор, и давай я буду сама решать, что правда, а что неправда, оки?

— Ладно, — промямлил Дима, не понимая, чем он мог ее обидеть.

— Мы делаем грязную работу, — Ксюша вздернула носик. — Если не сможешь с этим жить, то у тебя ничего не выйдет. Она развернулась, пронзительно скрипнув туфлями, потом застыла и приложила к дужкам очков указательные пальцы.

— Ты совсем меня сбил. Я принесла тебе памятку по чтению корректуры и всякие другие советы… — Ксюша шагнула к столу и взяла скрепленные листки. — Просмотри мельком, я вернусь, и будем учить тебя работать. Оки? Она улыбалась и больше не казалась обиженной.

— От Митяя Честного, — сказал Дима, глупо ухмыльнувшись ей в ответ.

22 апреля 2003 года

Площадка напоминала театральный зал после второго звонка. Свежий холодок еще щекотал ноздри, но между кресел уже пробирались люди, за кулисами шумели рабочие, а между подиумом и сценой тянулся целый серпентарий из проводов и запутанного кабеля, в котором прыгал тощий режиссер. Это он был на прослушивании справа от Члеянца, подумала Лиза. Она жалась к неоновой декорации («В-А-У!»), чувствуя себя крошечной и бесполезной. Рабочие, операторы и другие незнакомые люди обходили ее стороной, задевали плечами и стремянками, извинялись очень вежливо, — с режиссером и то вели себя грубее, — а одна женщина даже вручила ей стаканчик кофе. Но Лизу грызли мысли о том, что ей здесь не место. Вот Анжелика, например — явно была при деле, где-то пропадала, вовсю готовилась. Вообще, каждый был занят чем-то, кроме Лизы. Решившись, она сделала два робких шага по синему ворсу, покрывавшему сцену.