– Я умирала с голоду! А открытки очень вкусные.

– Ты просто ненасытная обжора!

– Ничего, мы ещё посмотрим, насколько ненасытны эти чернильные…

Кто-то кашлянул. Фурия и петушиная книга замолкли.

– Пожалуйста, вы не могли бы вести себя потише? Тут у нас умирает кое-кто, – подала голос тощая фигура, бегло изъясняясь по-английски.

– Только не я! – Клюв петушиной книги с быстротой молнии исчез глубоко под обложкой.

Фурия зажала книгу в руке, чтобы в случае необходимости быстро расщепить страничное сердце, однако пока не открывала её. Прищурив глаза, она заглянула в темень одного из проходов.

– Это Мать пятнадцати, – объяснил детский голос. – Она при смерти.

Мгновение Фурия колебалась, а затем шагнула в сторону мальчика – чернильной поганки. У него была гладко выбритая голова, как и у большинства детей и подростков в лагере, – вероятно, чтобы не подцепить вшей и других насекомых. Его голая грудь, испещрённая иссиня-чёрными пятнами, была украшена светлыми поперечными полосами, нарисованными или вытатуированными – при таком слабом освещении она не могла разглядеть как следует. Он был босой. Ветхие штаны едва прикрывали колени.

– Простите, – сказала Фурия, – мы не хотели проявить неуважения.

Мальчик был явно моложе Фурии, хотя определить возраст чернильной поганки с первого взгляда было практически невозможно: тяжёлая жизнь в ночных убежищах накладывала отпечаток даже на детские лица.

Он молча повернулся и исчез в темноте.

– Бежим отсюда! – прошептала петушиная книга.

Но Фурия последовала за парнишкой.

– Что ты делаешь?!

Девочка вошла в жилище, сложенное из грубого камня и напоминающее снежное и́глу. Прошло некоторое время, пока её глаза привыкли к темноте, и тогда она заметила слабый отблеск огня, падавший через отверстие в противоположном конце помещения. Мальчик прошёл сквозь него и исчез, она еле успела заметить, куда он делся.

– Чуешь? – прошептала петушиная книга. – Пахнет жареной человечиной!

– А вот и нет, – тихо возразила девочка, вышла из помещения и свернула в один из крытых проходов между постройками.

Навес над ней похлопывал, колыхаемый ветром. Откуда-то, совсем неподалёку, раздавались многочисленные голоса. Она собралась с духом и пошла в ту сторону.

Следующая постройка была больше, чем каменное иглу, но вместо крыши сверху на ней был натянут полог, сшитый из кроличьих шкурок. Должно быть, кто-то потратил уйму времени, чтобы сшить столько шкурок вместе. Полог, вероятно, кое-как укрывал обитателей жилища от дождя и угольной пыли.

В центре помещения на сером меховом покрывале, – единственном удобстве в грязной хижине, – не подавая признаков жизни, лежала женщина с коротко стриженными волосами, напоминавшими щетину. Рядом с ней, в перевёрнутом стальном шлеме, горел огонь.

Вокруг женщины, усевшись по-турецки, скрестив руки на груди и закрыв глаза, сидели несколько полуголых девочек и мальчиков. Мальчик, за которым последовала Фурия, опустился на свободное место в кругу и принял ту же позу – по-видимому, ритуальную. Прежде чем сесть, он коротко глянул на Фурию, но его взгляд девочка никак не смогла истолковать.

Самый старший среди детей, уже почти взрослый, опустил руки, поднял с пола книгу, открыл её и начал тихо говорить на языке чернильных поганок. Другие дети прервали монотонное бормотание. Они, по всей видимости, таким образом прощались со своей матерью.

Фурия прикусила нижнюю губу: ей стало ужасно стыдно, что она вломилась сюда посреди траурной церемонии, как какая-нибудь наглая туристка. Медленно, чтобы не мешать остальным, она отошла к проходу и хотела повернуться, чтобы выйти, когда старший из детей прервал чтение.

– Подожди, – попросил юноша.

Сначала Фурия не собиралась оставаться. Однако потом она всё же вернулась в хижину и, поколебавшись, опустилась на колени, чтобы детям не приходилось задирать головы, глядя на неё.

Заглавие на переплёте книги находилось кверху ногами: юноша держал её неправильно. Оказывается, он лишь делал вид, что читает. И ещё одну вещь заметила Фурия: полуголые тела всех восьми детей покрывали строчки из белых букв, а не полосы, как ей показалось сначала.

– Ты – библиомантка, – сказал юноша с книгой, в то время как мальчик помладше, вслед за которым она пришла сюда, не выпускал её из виду. Его братья и сёстры тоже таращились на неё. – Нам было предсказано, что ты придёшь.

Предсказано? Как будто она – святая или спасительница.

– Я – Фурия, – сообщила девочка.

– Я – Третий сын, – представился старший из детей. Он указал на другого мальчика: – Это – Восьмой сын.

От возбуждения петушиная книга впилась клювом в ладонь Фурии, но девочка ощутила это только как лёгкое пощипывание.

– Мать пятнадцати. – Одна из девочек показала на безжизненно лежавшую женщину.

Получалось, что семи её детей здесь не было. Только через некоторое время до Фурии дошло, что, вероятно, их нет в живых. Детская смертность в таком месте, как этот лагерь, должно быть, была чрезвычайно высока.

– Мне очень жаль, – сказала Фурия. – Мы вам помешали. Мы не… я не хотела.

– Ты библиомантка? – спросил Восьмой сын.

– Да, – подтвердила она. У неё засосало под ложечкой, а пульс просто захлёбывался.

– Ты можешь провести её туда? – спросил Третий сын.

Фурия боролась с желанием вскочить и убежать. Она медлила с ответом.

Лицо Третьего сына омрачилось.

– Ты можешь провести её туда? – ещё раз спросил он.

Чернильные поганки явно были убеждены, что у Фурии есть какая-то особая власть, и, увидев, как они притворялись, что умеют читать, она поняла, какая именно. Дети умирающей думали, что библиомантка сможет облегчить их матери переход в другой мир. Возможно, потому, что в их глазах библиоманты понимали толк в смерти и убийстве.

У Фурии по коже побежали мурашки.

– Подойди ближе, – попросила одна из девочек и подвинулась, освободив место в кругу для Фурии.

Фурия больше не размышляла о последствиях. Вместо этого она действовала инстинктивно – опустилась на свободное место в кругу, села по-турецки и положила петушиную книгу себе на колени.

В отблесках пламени она разглядела, что буквы, проступающие на телах мальчиков и девочек, не образовывали слов, а представляли собой абракадабру. Должно быть, они были срисованы из одного из заражённых книжной лихорадкой томов из библиотеки «Флёр де Мари». Вероятнее всего, из той книги, которую держал в руках Третий сын.

Он поймал взгляд, который она бросила на книгу, и быстро спрятал её за спину.

– Это наше.