А мелодия капели становилась всё сильнее и вскоре уже звенела большой нескончаемой симфонией; бывший моряк с наслаждением поддавался ей и словно становился её неотъемлемой составляющей.

Уже много позже Гудимов не один раз рассказывал мне о метаморфозах, начавших происходить с ним в те утренние мгновения.

Из всего поведанного им я понял только, что, похоже, организм его, войдя в идеально точный резонанс со звуковыми сигналами капели, каким-то чудесным образом перестроился и начал действовать в едином ключе не только с ними, но и с вибрациями основных жизнеобразующих энергетических потоков, исходивших из космоса и всего мироздания. И как следствие, проникся их сутью – вечно молодой и здоровой – и полностью подчинился им.

Молекулы, атомы, частицы атомов, из которых он состоял, и каждая клеточка в отдельности перестроили взаимодействие между собой и гармонизировали собственное функционирование в соответствии с законами, диктуемыми макрокосмосом.

В конечном счёте вслед за клетками и атомами начала перестраиваться жизнедеятельность всех его органов, а также костно-мышечной системы. Причём в точном соответствии с изначальной программой, заложенной ещё в первых истинных предков – прапращуров человека, «слепленных» самим Создателем тысячи миллиардов лет назад в иной Вселенной, ещё до зарождения нашей Галактики и Земли. С программой прапращуров – абсолютно здоровых, без каких-либо мутационных искажений, с оптимальными энергетическими потоками, основными и самыми незначительными, когда-то изначально же проистекавшими в их телах.

Сигарету он так и не закурил – почему-то даже запах табака вызывал отвращение. Его забил долгий непрекращающийся кашель, быстро доведший до изнеможения.

Преодолевая навалившуюся слабость, Гудимов вернулся в свою комнату и лёг в постель. У него начался жар. Вскоре температура поднялась почти до сорока двух градусов. Временами он бредил и отдавался во власть галлюцинаций, представлявших собой искажённые обрывки событий из прошлой жизни.

Больной исходил потом, и в минуты просветления с жадностью пил воду из стеклянных бутылей, стоявших на полу возле постели.

Удивительно, но Николая не пугали совершавшиеся болезненные процессы – он оставался абсолютно безразличен к ним и говорил себе, что если прекратит земное существование, то никому от этого плохо не будет. И не выпил ни одной таблетки, ни жаропонижающей, ни противовоспалительной, ни какой-либо ещё.

В субботу он пришёл в сознание и почувствовал себя практически здоровым.

Жар спал, кашель уже не разрывал грудь, вместе со слабостью во всём теле возникло необыкновенное физическое упоение, случавшееся только в юношеские годы. Вдобавок ко всему наступила незнакомая прежде необычная ясность ума, позволявшая точно оценивать своё состояние и тонко проникаться сутью происходящих событий.

Вечером позвонила Полина Смельчанова и спросила о самочувствии, а также о том, что ему привезти и что бы он хотел, чтобы она ему приготовила.

Взглянув в зеркало, Гудимов увидел перед собой ещё более чем прежде согбенного худого старика, изборождённого глубокими морщинами и пусть с живым, но бесконечно усталым взглядом.

Разве можно в таком виде предстать перед хорошенькой горничной?! Нет, конечно.

Он провёл рукой по многодневной седой щетине. И ответил девушке, что чувствует себя превосходно, что продуктов вполне достаточно, что он сам приготовит еду и что пусть она приезжает не раньше чем через неделю.

– Я приеду, чтобы прибраться, протереть пыль в комнатах и помыть посуду, – сказала девушка.

– Приезжать не надо, я сам всё протру и помою, – ответил Гудимов. – У меня мощный прилив энергии, и её надо на что-то расходовать.

Домоуправ нажал клавишу выключения, посмотрел на дисплей, и тут до него дошло такое!!! Телефон-то он держал в правой руке, а по щетине на лице проводил… левой. Это было удивительно до неправдоподобия!

Гудимов ещё раз поднял левую руку, попробовал сжать пальцы в кулак, сжал их и вновь распрямил. Его левая «клешня» действовала, и он чувствовал в ней почти такое же тепло, как и в правой.

Ещё он почувствовал течение живительного тепла в парализованной до этого левой ноге и обратил внимание, что уже не так заметно и неспособно приволакивает её по полу.

Искупавшись под горячим душем, домоуправ приготовил глазунью с колбасой и чёрный кофе. Не спеша позавтракал, с интересом наблюдая, как хорошо действует его ещё вчера никудышная больная рука, как она уверенно держит нож и вилку, как удобно вмещается в ней кусок хлеба с маслом.

Завтрак заметно оживил его и придал новых сил, и, опираясь на трость, он отправился осматривать владения Томарина.

Как и в первые дни, внимание его привлекало множество древесных субтропических растений, особенно изумительных на фоне остатков сухой каменистой пустоши, сохранившейся по периметру этого рукотворного эдема.

Всего несколько дней назад изношенный зашлакованный организм даже при незначительных физических нагрузках требовал немедленного отдыха, и бывший штурман через каждые двести-триста метров присаживался на первое подходящее место, будь это скамья или придорожный камень.

В этот раз он шагал по дорожкам, окаймлявшим возрождённый земельный массив, почти не останавливаясь, и сам удивлялся своей бодрости и запасу энергии.

Свежий воздух словно ещё прибавлял могучести; впервые за долгие годы во всём теле вновь ощущался прилив мышечной радости.

Уже на обратном пути возле склада, примыкавшего к винодельне, он увидел двух мужичков, грузивших какие-то ящики в кузов автомобиля типа «пикап». Гудимов подошёл, поздоровался.

Один из грузчиков, среднего роста, худощавый, со спокойным уверенным выражением лица, шагнул ему навстречу и представился:

– Владимир Смельчанов. Управляющий поместьем, – они пожали друг другу руки. – А вы, значит, в Гринхаусе командуете. Как же, слышали. Рассказывали о вас. И предупредили, чтобы, значит, оказывать всяческое содействие.

– Какое содействие?

– Ну там… Если, допустим, возникнут проблемы со здоровьем. В смысле своевременной помощи.

– Понятно, – Гудимов улыбнулся – почти так же снисходительно, как в дни своей молодости. На ум пришло, что за все дни, пока он беспомощный лежал в жару, никто так и не удосужился его проведать. И добавил: – Да нет, никакой помощи не требуется и, уверен, не потребуется и впредь.

– Нам бы раньше надо было познакомиться, – сказал Смельчанов, – когда вы только поселились в Томарине. Но, знаете ли, производственные хлопоты. А потом я был в отъезде. По семейным обстоятельствам. Никак нельзя было отложить поездку, так что извините. Да ведь Полина в курсе ваших дел, поэтому…

– У меня никаких претензий, – сказал Гудимов, продолжая улыбаться и думая о том, что и по возвращении в усадьбу управляющий не выкроил минутку заглянуть к нему, чтобы узнать, что он и как. – Вот мы же встретились, пусть только через полмесяца, и одно это уже хорошо.