В очередной раз испугавшись, я оставил объятия Тришии Ли Фишер и перенес свое стройное обнаженное тело к креслу, которое тоже имелось в квартирке. Я чувствовал себя так, что при желании меня можно было бы согнуть пополам. Я сидел в кресле, размягченный и грустный, сложив руки на коленях, как монахиня во время вечерни, и изо всех сил пытался скрыть свое смущение и, может быть, слезу или даже две слезы.

Тришии Фишер снова это не понравилось.

— Мэтти! — сказала она. — Что происходит, черт возьми? Я что, тебе не нравлюсь?

— О нет, конечно ты очень красивая! — ответил я.

Проблемы физиологии — это было достаточно серьезно, но что было еще хуже, я обнаружил в себе нарастающее чувство заброшенности, которое как-то просочилось через окно в эту комнату. А что, если Тришиа Фишер меня бросит? Что, если мне и этого окажется мало, как мне всегда всего было мало? Что, если мне снова суждено остаться без сопровождения?

Я был в отчаянии. Она мне очень нравилась. И мне очень хотелось, чтобы моя любовь смогла бы меня спасти.

Оставалось только одно. Я должен был рассказать ей все.

— Тришиа, — сказал я, — когда я был в Оттаве, я так нервничал из-за того, что целовался с девушкой, что выпил шесть бутылок пива…

Я рассказал ей все, ничего не упустив из своей позорной истории и закончив признанием в том, что я импотент и всегда им буду, что это все бесполезно, что ничего не поделаешь, что мое желание обладать ею никогда не будет подкреплено чем-то твердым, чем-то достойным своего имени… И я очень хочу, чтобы она меня не бросала, поэтому, если я могу что-то сделать, чтобы удержать ее, то я сделаю все, что нужно, а все, что ей нужно сделать, — это сказать, что… Я все говорил и говорил, все журчал и журчал, как речка по весне.

Милая Тришиа Фишер! Она позволила мне болтать без умолку, а я изо всех сил старался убедить ее в том, что, какая бы красивая она ни была — а она действительно была очень красивой, — это не имеет никакого значения, что мне суждено снова и снова повторять ту ночь в Оттаве до конца своих дней.

В конце концов я успокоился и глубоко вздохнул. А Тришиа очень тихо и очень просто сказала: «Пойдем. Это никогда больше не повторится».

С этими словами она подошла, взяла меня за руку, отвела обратно в постель, уложила, и, конечно же… Чистое блаженство, двадцать минут! В ту ночь благодаря расположению звезд — и помощи красивой молодой женщины, которая заслуживала лучшей доли, — я наконец расстался с девственностью, а потом и полностью ее потерял. С тех пор слово «импотенция», как и обещала Тришиа, перестало быть частью моего лексикона. Теперь все во мне — по крайней мере, физически — работает просто отлично.

И как же, скажите на милость, мистер Перри, вам удалось вернуть свой колоссальный долг женщине, которая спасла вашу жизнь одним из самых значимых способов, которые только можно себе представить?

Что ж, мой дорогой читатель, я вынужден сказать, что возвратил свой долг Тришие, переспав едва ли не с каждой женщиной в Южной Калифорнии.

Когда-то на одном из свиданий с неким восемнадцатилетним парнем его женщина в какой-то момент прервала ужин и сказала: «Давай поедем к тебе и займемся сексом».

Тогда для меня секс все еще был в новинку, и я сразу же принял это предложение. Мы добрались до моей квартиры, переступили порог, и тут она меня убила: «Стой, стой! Я так не могу. Отвези меня домой».

Что я, конечно, и сделал.

Весь следующий день я пытался понять, что же произошло, и поделился этой историей со своим терапевтом.

— Есть одна примета, — сказал он. — Может быть, это тебе поможет… Когда к тебе домой приходит женщина и снимает на входе туфли, то это значит, что вы будете трахаться. Если не снимает — значит, не будете.

Мне тогда было восемнадцать лет; сейчас мне пятьдесят два, и я рад сообщить вам, что он оказался прав в 100 процентах случаев. Были времена, когда я немного жульничал и оставлял пару туфель у порога в качестве намека на то, что именно сюда надо ставить обувь. Но догадка этого врача каждый раз подтверждалась: если женщина не сняла туфли, то тебя в лучшем случае ждет сеанс поцелуев.

Спустя много лет я снова начал встречаться с Тришией Фишер. Сериал «Друзья» был тогда на пике популярности. Она меня не бросила, но ко мне снова подкрались старые страхи, и я разорвал наши отношения. Как бы я хотел по-настоящему чувствовать, что она не бросила меня, хотел искренне верить в это! Тогда, может быть, мои дела пошли бы лучше и водка с тоником не стала бы моим любимым напитком.

Да, может быть, все пошло бы иначе. А может, и нет.

Но я благодарен Тришие и всем, кто был после нее. Я от всего сердца приношу искренние извинения всем женщинам, которых бросил просто потому, что боялся, что они сами уйдут от меня. Как жаль, что я тогда не знал всего того, что знаю сейчас.

Интерлюдия

Мэтман

— Поехали, — сказал я. — Ты готов?

— Конечно! — сказал Адам. — Давай!

Я сделал долгую затяжку «Мальборо», прижал телефон к уху, глубоким выдохом выгнал из легких смолу, никотин и боль и начал себя продавать.

— Так, — сказал я. — Речь идет об одном человеке. Ну, ты его знаешь. Его зовут Мэтт, ему около пятидесяти лет. И он очень-очень известен тем, что много лет назад снялся в одном суперпопулярном телешоу. Но сейчас, когда мы видим его в начале фильма, он уже обзавелся пузиком, а в его квартире громоздятся пустые коробки из-под пиццы — все они свалены в кучу, как в фильме «Близкие контакты третьей степени», только там речь шла о картофельном пюре. В любом случае его жизнь несколько… э-э-э… беспорядочна. Он потерялся. А потом… Потом неожиданно умирает его дальний родственник и оставляет ему в наследство два миллиарда долларов. И он на эти деньги хочет стать супергероем.

— Здорово! — говорит Адам.

А потом добавляет:

— А ты что, действительно получил в наследство два миллиарда долларов?

Забавный он парень, этот Адам.

— Да нет, нет! — говорю я.