— Давно стоите на дорогах?

— Минут двадцать, — призналась девушка. Он снова взглянул нанее.

— Я спрашивал не про это.

— А про что? — удивилась девушка.

Альберт Петрович снова посмотрел на нее. Потом спросил:

— Сколько тебе лет на самом деле?

— Семнадцать, — честно призналась девушка.

— В лесу что делала? Она молчала.

— Не хочешь говорить, — усмехнулся Альберт Петрович. — Нупонятно, из дома сбежала. Ирада кивнула головой.

— Эх, девочка, — вздохнул ее собеседник. — Разве можносейчас в такое время и одной на дороге? Могли не так понять. Где ты живешь?

Она молчала, только начала вдруг вздрагивать. Он понял, чтопроизошло нечто более серьезное, чем обычный побег из дома, и замолчал. А она,вспомнив вчерашние события, заплакала.

— Платок у тебя есть? — спросил он, дав ей выплакаться. Онавсхлипнула и достала платок.

— Куда тебя отвезти? — снова спросил он. — Центр большой, тымне конкретно скажи. Адрес какой-нибудь.

— На Мичуринский проспект, — попросила она, вспомнив, чтотам была их квартира.

— Куда именно?

— Не знаю. Там наша новая квартира.

— Номер дома помнишь?

— Нет, — сказала она тихо.

— Но показать хотя бы сможешь?

— Нет, — она закусила губу.

Он тяжело вздохнул, понимая, что она опять может заплакать.И осторожно спросил:

— А где была ваша старая квартира?

— У нас нет больше квартиры в Москве, — призналась девушка.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Альберт Петрович. — Hудавай все начнем сначала. Ты убежала из дома. Ты можешь вспомнить, откудаименно ты убежала?

— Нет, — она действительно не смогла бы назвать ни адресадачи, ни поселка, где она была построена. Вчера вечером она, конечно, незапомнила дороги и тем более не спросила, куда именно они едут. С отцом всегдабыло спокойно и надежно. Кроме того, он не любил, когда задавали лишниевопросы.

— Ну и ситуация, — вздохнул Альберт Петрович.

— Я пить хочу, — вдруг сказала девушка.

— У меня на заднем сиденье в пакете есть бутылкаминеральной. Возьми ее, — показал он на большой белый пакет.

Она не заставила себя упрашивать и, перегнувшись, досталаминеральную воду. Жадно припала к бутылке. Он видел, как она пьет. И когда онавыпила всю воду, он спросил:

— Ты, наверно, и есть хочешь?

Девушка испуганно кивнула головой. В машине было тепло испокойно. И ей не хотелось ни о чем думать.

— Сейчас по дороге куплю тебе какие-нибудь бутерброды, —сказал Альберт Петрович, — деньги ты, конечно, не взяла? Ну ничего, что-нибудьпридумаем.

Только нужно решать, что делать потом. Может, ты мне дашьтелефон твоих родителей. Как позвонить твоей матери?

— У меня нет мамы, — нахмурилась девушка.

— А отец?

— Он… он болен…

— Ясно. — Ему все больше не нравилась эта ситуация, и он незнал, что ему предпринять. Альберт Петрович был врачом и возвращался изподмосковного городка, где работал заместителем главного врача в местнойбольнице. Он устал, и ему хотелось спать, но неожиданная встреча переворачивалавсе его планы.

Нужно было решать, что делать со своей неожиданнойпопутчицей.

Он остановился около небольшой закусочной, где купил горячиепирожки, бутерброды, две бутылки воды. Глядя, как девушка набросилась на еду,он понял, насколько она была голодна. Но если эту проблему можно было решитьдовольно легко, то оставалась другая проблема — что ему делать с испуганной ивконец запутавшейся девочкой.

Ирада даже не знала, что его интересует ее судьба еще ипотому, что у него была собственная дочь восемнадцати лет. Вдовей, он женилсявторично пять лет назад. И женился крайне неудачно. Постоянные скандалы егоновой супруги с девочкой привели к тому, что он был вынужден разрешить дочерижить с родителями покойной первой жены. Именно из-за своей неудачной женитьбыон перевелся в дальнюю больницу, где часто оставался ночевать, чтобы избежатьсемейных скандалов. По натуре он был человеком мягким, покладистым и всяческиизбегал обострения ситуации, предпочитая обходить острые углы. Coбcтвенно, ондаже и не женился второй раз. Узнав, что он вдовец его новая супруга простоженила его на себе, перейдя жить к нему домой со своим маленьким сыном, которыйназывал Альберта Петровича «дядей Бертом». Сейчас ему уже было шестнадцать лет,и этот оболтус заканчивал школу.

— Ладно, — решил Альберт Петрович. — Расскажи мне, чтослучилось, а я попробую тебе помочь.

Она перестала есть, отодвинулась от него. Отрицательнопокачала головой.

— Что же мне с тобой делать? — устало спросил АльбертПетрович. — Пропадешь ведь одна. Она молчала.

— Ладно, — решил он, — давай сделаем так. Я отвезу тебя надачу. У меня, правда, не совсем дача, а скорее развалюха, но там ты сможешьнемного отдохнуть. Если захочешь уйти, оставишь ключ под половицей. Еслизахочешь остаться — оставайся. Я приеду вечером, привезу тебе что-нибудьпоесть.

Согласна?

Девушка кивнула, боясь поверить в такую доброту. АльбертПетрович покачал головой.

— Ну почему ты такая дикая? — добродушно спросил он. —Неужели трудно рассказать мне, где находится твой отец. Или хотя бы дать еготелефон? Я понимаю твои проблемы, но не обязательно делать так, чтобы проблемыпоявились и у твоего отца. Не хочешь говорить, ну ладно, не говори.

Она даже не подозревала, что он, уговаривая ее, видел передособой и собственную дочь, которая дважды уходила из дома, разругавшись со своеймачехой. И теперь, уговаривая девушку, он пытался представить, как могли быпомочь незнакомые люди и его собственной дочери, окажись она в подобнойситуации. Правда, у его девочки положение было гораздо лучше. Она уходила кбабушке с дедушкой, родителям умершей матери, которые всегда охотно и радостнопринимали свою единственную внучку. А здесь заблудившаяся незнакомка не могланазвать ни адреса, ни телефона своего дома, ни адреса своих родственников.

Он тяжело вздохнул и повернул направо. Его собственная дачабыла совсем небольшим домиком, поставленным им несколько лет назад, когда вМоскве начали выделять горожанам небольшие участки земли. Разумеется, никакимсадоводством врач заниматься не мог. Да и не хотел. А вот поставить небольшойдомик и посадить вокруг него цветы он сумел. И с тех пор, когда позволяловремя, вырывался туда. Жена не любила это место и никогда там не появлялась,считая и сам дачный поселок, и незатейливые дома соседей-врачей «плебейскимместом». И поэтому он чувствовал себя там гораздо лучше, чем в собственномдоме.