Она неожиданно поднялась, подошла к мини-бару, открыла дверцу. Достала небольшую бутылочку коньяка.

– Вы будете пить? – спросила она.

– Нет, – ответил Дронго.

– А я выпью. – Инна достала стакан, опрокинула содержимое маленькой бутылочки на дно стакана. Янтарной жидкости было совсем немного. Она пригубила. Поставила стакан на столик и снова уселась на диван, поправляя задирающийся халат.

– Потом была наша встреча, – уже немного успокаиваясь, произнесла Инна, – все было так, как и должно было быть. Сначала мы разделись все трое. А потом долго, очень долго ждали Алису. Она ушла в ванную и все не выходила. Я даже испугалась, что она там покончит с собой. Мелькнула и такая мысль. Но она наконец вышла из ванной. Разделась и вышла. Вышла с таким видом, словно шла на Голгофу. Не понимаю, почему такие страсти. В Германии мы все купаемся только раздетыми. И всегда все вместе. И мужчины, и женщины. Но здесь ей явно было не по себе. И Солицын повел себя не лучшим образом. Его словно стукнули по башке. А вот Петр Константинович, наоборот, был привычно раскован. Он сразу протянул ко мне руку и повалил на постель. В общем, у нас все нормально получилось. А другая пара так ничего и не смогла сделать. Они сначала трогали друг друга как дети, потом как-то неловко обнимались, лежали рядом, что-то говорили. В общем, у них ничего не получилось. Вот, собственно, и все подробности.

«Павел мне соврал, – вспомнил Дронго, – он сказал, что ничего не вышло у обоих мужчин. Значит, не хотел вспоминать о своей неудаче, о своем фиаско».

– Что было потом? – спросил он.

– Они подрались, – коротко сообщила Инна, – если это вам интересно. Но здесь уже было больше психоза со стороны моего Солицына. У него ничего не вышло, и он дико комплексовал из-за этого. Разве он вам не рассказал об этом? – с некоторой мстительностью спросила она.

– Такие детали я у него не уточнял.

– Напрасно. Нужно было узнать и про это. Про все, что вам так интересно. Я вдруг подумала, а может, вы никакой не эксперт. Может, вы обычный маньяк, которому нравится подглядывать за чужими людьми в замочную скважину. Я где-то об этом читала. Кажется, таких называют «вуеристами».

– Скорее «вуайеристами», – поправил ее Дронго. – Но могу вас успокоить, я не люблю подглядывать, а всего лишь пытаюсь понять, как произошло убийство. Вы никуда не выходили сегодня ночью?

– Нет, не выходила. И никого не убивала. Это я точно помню.

– А ваш супруг?

– Он тоже никуда не выходил. Во всяком случае, я не видела, чтобы он куда-то выходил.

– И рано утром вы поехали в магазин.

– И даже не в один. Мне отложили там мои покупки, и я решила поехать за ними. Взяла деньги и поехала. Я всегда так делаю. Откладываю покупку, чтобы немного подумать, не торопиться. Не суетиться. Может, в другом магазине я найду вещь еще лучше прежней. Поэтому я откладываю покупку и возвращаюсь за ней только на следующий день.

– Похвальная предусмотрительность, – кивнул Дронго, – в жизни вы тоже все так рассчитываете?

У нее изменилось выражение лица.

– Да, – ответила Инна, – в жизни я тем более все рассчитываю. Иначе нельзя, живем в плохое время. Если вы имеете в виду мое замужество…

– Я не хотел вас обидеть.

– Хотели. Расчетливо и точно хотели. И я вам отвечу так же расчетливо и точно. Я приехала в Москву из Архангельска, когда мне было семнадцать. Поступать в театральный институт. Не больше и не меньше. Мечтала стать актрисой, считала, что у меня есть талант и природные данные. И, конечно, сразу провалилась. Уже на первом экзамене. А тетка, у которой я должна была жить, выставила меня за дверь через две недели. Вот так. Одна, в семнадцать лет, без денег, без жилья, без знакомых, без друзей и без родственников. Какие перспективы у меня были? Стать обычной вокзальной шлюхой или работать на дальнобойщиков. А может, проституткой на Ленинградском. Это было девять лет назад, сразу после дефолта. У людей не было ни денег, ни надежд. А здесь я со своими проблемами.

Инна поправила волосы.

– Видимо, мне давно нужно было кому-то рассказать свою историю. Или написать о ней, чтобы другим девочкам ее читали в качестве назидательных уроков. Знаете, что я сделала? Никогда не поверите. Я остригла свои волосы под полный ноль, заклеила себе пластырем нос и выщипала брови. И стала похожа на полную идиотку. Почему-то таких жалеют и к таким не пристают. Меня устроили уборщицей в одном театре и разрешили спать в гримерке. На следующий год я опять провалилась в театральный. Но к тому времени я уже не очень переживала из-за этого. Я такого насмотрелась в этом театре, что можно целые тома написать. И о безнравственности, и о том, как они все ненавидят друг друга, какие гадости говорят за спиной и какие пакости устраивают в жизни. Чтобы стать популярной актрисой, нужно пройти через такое количество постелей, что поневоле станешь гениальной актрисой, притворяясь, что все эти старые и вонючие самцы тебе так приятны.

Через два года я поступила в индустриальный. Потом стало полегче. Меня взяли на работу оператором. Волосы уже выросли, но я их прятала под косынкой, делала себе невероятный макияж, мазалась как чучело, чтобы не приставали. Хотя приставали все равно. Потом меня перевели в другой отдел. Через год я ушла в другую компанию. Там начальником был лилипут. Самый настоящий лилипут, хотя он считался нормальным человеком со своим ростом в метр пятьдесят два. Говорят, что лилипуты должны быть меньше. И он начал ко мне приставать. Можете себе представить? Он был мне до пояса. Но этот Гулливер в стране великанов обещал мне однокомнатную квартиру. И я стала с ним встречаться. Он ползал по мне где-то внизу, а я все терпела. Вы не отворачивайтесь. Вы хотели выслушать мою историю, так слушайте ее до конца. Когда вспоминаю этого лилипута, хочется смеяться и плакать одновременно. Но свое обещание он выполнил, квартиру я получила. Однокомнатную квартиру в Мытищах. Еще через год я поменяла ее на коммуналку в центре, потом на другую коммуналку. А в двадцать пять я оказалась в компании Павла Солицына, который сразу взял меня своим секретарем. Солидный мужик, вдовец, очень богатый и щедрый. Не скрою, что с его помощью я получила двухкомнатную квартиру в центре. Стала наконец одеваться, купила себе небольшую машину. И делала все, чтобы ему понравиться. Все, что было в моих силах, и сверх того. Угадывала его желания, закрывала глаза на его загулы, сама назначала ему встречи с его девицами, обслуживала его прямо в кабинете. В общем, старалась стать незаменимой. Дома у него всю грязь за ним убирала вместо уборщицы. И наконец дождалась. Он решил сделать мне предложение…

Она резко поднялась. Подошла к пустому стакану. Но, передумав, подвинула к себе другой стул и уселась на него.

– Я думала, что теперь наконец можно успокоиться, расслабиться, пожить в свое удовольствие. Ничего подобного. Он начал набирать новых сотрудниц. Одну из таких молодых и бойких особ я поймала у него в кабинете, когда он уже стоял перед ней с расстегнутыми штанами. Что бы сделала другая жена? Дала бы по морде и ушла. А я все терпела. Ведь я помнила, откуда я приехала и с каким трудом поднялась. С какими муками выбилась на свое место. И когда он начал устраивать загулы, я тоже молчала. И когда он меня в свингерский клуб повез и отдал этой горе мускулов, я тоже сделала вид, что мне все нравится. И даже когда он предложил мне встретиться со своим другом у него на глазах, я тоже согласилась. Считаете меня циничной и расчетливой особой? Можете так считать. Только я была на все готова, чтобы сохранить свое положение. И поэтому сегодня утром я поехала в магазины. И поэтому я не вернулась, когда Солицын сообщил мне о смерти Петра Золотарева. Не мне было его жалеть. Не мне. Он и раньше на меня похотливо смотрел и губки облизывал. Поэтому я спокойно завершила свои покупки и вернулась в отель. А кто его убил, тому бог судья.