— Не беспокойся пока об этом, — уклончиво ответил он. — Этот учебный год ты доработаешь, а потом решим… Не исключено, что тебе придется даже расстаться со школой. И еще: в интересах твоей безопасности желательно поменять имя. Всем тем, кто будет встречаться с тобой в Мехико или в Нью-Йорке, настоящее твое имя не обязательно знать.

На ее лице появилось выражение полного недоумения.

— Как это — поменять свое имя? — растерялась она. — А мои документы?

— Их менять не надо. Просто надо выбрать для себя какой-то псевдоним… Для конспирации… А на каждую твою поездку в чужую страну мы изготовим несколько документов под разными фамилиями.

Лаура задумалась. Потом сказала:

— Хорошо, пусть я стану для них Луизой, но для тебя я хочу остаться Лаурой.

Иосиф улыбнулся ей ангельской улыбкой.

— Да, милая пташка, я буду называть тебя только Лаурой.

— А я тебя — грифончиком Родригесом, — рассмеялась она.

— Да ради Бога! Но своим родственникам и коллегам по работе ничего не говори о моей связи с Коминтерном. Будет лучше, если они ничего не будут знать обо мне…

— Лучше было бы, если бы ты не посвящал меня в свои политические дела и не подменял бы ими мои и свои чувства. Но я все равно согласна на это, лишь бы быть рядом с тобой.

Григулевич, не находя нужных слов от переполнившего его счастья, осторожно взял руку Лауры в свою и, трепетно ее поцеловав, с волнением произнес:

— Я люблю тебя, Лаура…

С этого дня все его мысли и думы стала заполнять Лаура. Она увидела в нем мучачо[28] своей мечты и готова была ради него пойти на все. Они продолжали встречаться каждую неделю, постоянно тянулись друг к Другу, ощущая тягу такого рода, какую могут испытывать только два любящих сердца. Общение с ним для Лауры открывало окно в большой новый мир — в политику. Ей нравилось, что он разговаривал с ней на равных, корректно и почтительно, уважая и видя в ней личность — это имело для нее огромное значение. Но особенно поразило Лауру, когда Иосиф, расспросив ее о житье-бытье и узнав о том, что на скромной учительской зарплате держится ее семья из двенадцати человек, вручил ей две тысячи песо.

— Это от меня твоим меньшим братьям и сестрам, — сказал он с легкостью в голосе.

— А что ты станешь делать, если в следующий раз я попрошу для них такую же сумму? — пошутила она.

Григулевич достал бумажник и, отсчитав еще две тысячи, сказал:

— Это, считай, задаток для твоей предстоящей по линии Коминтерна поездки в Нью-Йорк, — слукавил он. — А потом, перед отъездом из Мехико, получишь еще столько же. Так что можешь смело потратить эти деньги на семью…

* * *

Впоследствии Лаура несколько раз получала от него материальную помощь. Иосиф постепенно оказывал на нее и политическое влияние в нужном направлении, обучал конспирации, способам обнаружения слежки и всему тому, что ей полагалось знать как курьеру и связнику. Жизнь ее от встреч и общения с ним с каждым днем становилась все интереснее. У него тоже.

В голову ему лезли от счастья разные мысли — все больше самые дерзкие. Одна из них — может быть, послать все к черту, уехать с Лаурой на ранчо отца и заняться там более спокойным делом — фармацевтикой, — навязчиво сверлила его мысль. Он отошел от этой мысли, когда услышал по телефону голос Лауры, позвонившей ему в номер отеля в день их встречи.

— Хорошо, что ты позвонила. Мне так не хватало тебя эти два дня…

— А почему у тебя грустный голос?

— Отвечу стихами очень любимого мною поэта. Послушай внимательно:

— Прекрасные стихи! — воскликнула Лаура. — Это Пушкин?

— Нет, это стихи Лермонтова. У него есть еще одно хорошее стихотворение «Джюлио», отражающее состояние моей души:

— Чудные стихи, Мануэль, но я тоже вынуждена тебя огорчить…

— О, боже! В последние дни все только огорчают меня.

— А кто же тебя успел огорчить?

— «Том» и один его коллега.

— Меня «Том» тоже огорчил. Он отменил сегодняшнюю нашу встречу, перенес ее на завтра. Сказал, что завтра ты должен передать мне какие-то материалы…

— Но они не готовы. Их надо еще написать, а у меня душа не лежит их готовить.

— Успокойся, Мануэль. У тебя хватит времени для их подготовки, — ровно сутки. Завтра в пять вечера я жду тебя на улице Хуареса у магазина Грихальо. Тебя устраивает это место и время?

— Устраивает.

— Вот и хорошо. Тогда до завтра. До свидания, Мануэль! — она тяжело вздохнула, и в трубке раздались прерывистые гудки.

Иосиф задумчиво смотрел на телефонную трубку, потом сел за письменный стол, на котором лежали влиятельные газеты Мексики — «Эксельсиор», «Пренса», «Универсаль» и «Новедадес». Несколько часов он анализировал опубликованные в них материалы и, сопоставив их с агентурными данными, начал быстро писать:

1. «Внутриполитическое и экономическое положение Мексики.

Мексика, как и все страны Латинской Америки, не может развиваться самостоятельно. Этим безнравственно пользуется ее северный сосед — США, которые оттяпали у нее и Техас, и Калифорнию, и Нью-Мексико. Сегодня Штаты по-прежнему контролируют многие отрасли мексиканской экономики, они выкачивают из этой страны десятки миллионов долларов чистой прибыли. «Дядя Сэм» считает, что все латиноамериканцы люди третьего сорта и должны подчиняться только его воле. Такое положение мексиканцев не только не устраивает, но и порождает у народа гнев и возмущение, о чем свидетельствовала недавняя забастовка в Мехико. Народ требовал улучшить условия труда и строгого регулирования экономики государством в интересах всех трудящихся. Президент страны Ласаро Карденас прислушался к мнению народа и, опираясь на его поддержку, убрал из правительства, из армии и с губернаторских постов тех, кто злоупотреблял властью и ущемлял права людей. Он же повел активную борьбу с засильем иностранного и в первую очередь американского капитала. В этих целях правительство Карденаса национализировало ряд зарубежных фирм, а затем объявило о национализации железных дорог и предприятий нефтяной промышленности. В ответ на это Англия и США объявили бойкот мексиканской нефти. Госсекретарь США Кордэлл Хэлл, по сообщению агента «Дона», прислал Карденасу несколько протестных дипломатических нот. Однако Мексика не пошла на уступки американцам, надеясь продать свою нефть странам Южной Америки. Но и там Штаты, руководствуясь политикой «кнута и пряника», надавили на южноамериканцев так, что те вынуждены были отказаться от мексиканской нефти. В настоящий момент никто не может обвинить президента Карденаса в симпатиях к фашизму, но он был вынужден принять рискованное предложение стран оси Берлин — Рим — Токио о продаже им нефти.