– Глупо, – согласился Макеев, останавливая машину. – Да и все кишки она из меня уже вытрясла!

– У нас с тобой, Сашка, теперь два пути, – сказал вдруг Панфилов. – Или в этом лесу поселиться и питаться грибами и ягодами… Ты как думаешь, Сашка, есть в этом лесу грибы?

– Ты мне мозги не морочь! – перебил его Макеев. – А второй-то выход какой?

– Второй еще проще первого, – усмехнулся Панфилов. – Придумать, как до Москвы добраться.

Макеев кисло скривился.

– Тоже мне, мыслитель! – буркнул он.

– Ты не ругайся, – ответил Панфилов. – А думай, думай! Или тебе вместе с кишками и мозги растрясло?

– Пошел бы ты… – проворчал Макеев, скрываясь в кустах.

Панфилов растянулся под старой березой и, казалось, задремал. Но напряженно сжатые губы выдавали его состояние. Не до отдыха ему было и не до сна.

Выбравшийся из кустов Макеев, застегивая на ходу штаны, подошел к Константину, лег невдалеке.

– Придумал? – спросил он.

– Заткнись, – тихо ответил Панфилов.

Некоторое время они пролежали молча, изредка переворачиваясь на бок или на живот. Макеев иногда начинал дремать, потом просыпался, начинал дремать снова и снова просыпался. Но каждый раз видел, что лицо у Панфилова все так же напряжено, а губы упрямо сжаты.

«Не придумал!» – констатировал для себя Макеев и вновь погружался в дремоту.

Самому ему ничего подходящего на ум не приходило.

* * *

Проснулся он от того, что Панфилов настойчиво толкал его в бок.

– Вставай, – говорил он. – Сашка, вставай, ехать надо.

– Куда? – спросил Макеев, продирая глаза.

– Обратно, в Калугу, – ошарашил его Панфилов.

– Зачем? – раскрыл рот Макеев.

– Затем, что это единственное направление, на котором нас сейчас не ждут, – ответил Панфилов. – Не идиоты же мы, в конце концов, думают они, чтобы сунуться в Калугу, где нас хорошо знают в лицо. Так вот мы и поступим с тобой, как самые настоящие идиоты!

– А-а! – протянул Макеев. – Так бы сразу и сказал! Это нам не привыкать…

Когда выехали из леса, была уже ночь. Макеев, не включавший фар, вынужден был ехать очень осторожно, но все равно едва не угодил в воронку, оставшуюся на грунтовке от разрыва снаряда.

До шоссе добрались без приключений. Их и в самом деле никто не ждал с этой стороны.

Но перед Калугой был пост дорожной милиции, миновать который по шоссе было невозможно.

– Что делать-то будем? – спросил Макеев, когда до поста ГИБДД осталось километра полтора. – Нас же вот-вот заметят.

– Пешком пойдем, – ответил Панфилов.

– Как это – пешком? – не понял Макеев. – А машина как же?

– А что машина? – пожал плечами Панфилов. – Загоним в лесополосу. Если завтра за день ее никто не обнаружит, это уже хорошо. Зачем нам в Калуге машина, номер которой каждый милиционер наизусть знает? Мы на ней и ста метров проехать не сможем.

– Жалко все-таки, – проворчал Макеев. – Хорошая машина.

– Жив будешь – купишь новую, – успокоил его Панфилов. – А вот если помрешь…

* * *

План Панфилова был прост до гениальности и гениален до наглости.

Войти пешком в Калугу им никто не помешал, поскольку никто их там не ждал, даже предположить не мог, что им в голову взбредет вернуться. Но они вернулись. Именно потому, что их там не ждали.

Панфилов привел Макеева прямо в аэропорт и, не мозоля без надобности глаза милиции, дождался с ним регистрации на московский рейс.

– Знаю я эти провинциальные аэропорты, – бормотал Панфилов, покупая в кассе билеты до Москвы. – Вечный бардак! Никакого порядка! – А именно это нам с тобой, Сашка, и нужно, – добавил он еще тише.

Регистрация заканчивалась, когда Макеев с Панфиловым поспешили на посадку.

Виновато пожав плечами под укоризненным взглядом девушки-регистратора, Панфилов почти бегом отправился с Макеевым к автобусу, который отвез их вместе с другими пассажирами к самолету.

Как и предполагал Панфилов, никто в спешке не смотрел на висящий на стене рядом с постом регистратора плакатик-ориентировку, на котором были изображены довольно узнаваемые портреты Макеева и Панфилова, составленные по описанию администратора гостиницы.

Лету до столицы от Калуги минут двадцать. Не успеешь взлететь – уже посадка. Это тоже было учтено Панфиловым, который выбрал именно самолет, а не поезд или автобус, хотя там проще спрятаться среди пассажиров.

Константин верно рассчитал, что хватятся их слишком поздно.

Раз из леса они не появились ни на одном из выездов, значит повернули обратно, как ни дико это выглядело с точки зрения их преследователей. Те кинулись за беглецами в Калугу.

Но добравшись до нее и объявив тревожный аврал в милиции, преследовавшему их Тузову удалось установить только то, что двое людей, очень похожих на тех, кого он ищет, вылетели недавно московским рейсом.

Тузов сорвал на глазах у регистраторши плакатик с портретами беглецов и выматерился. Опять уходят! Он почти настиг их, и вот опять ушли.

Рейса до Москвы больше нет. Звонить на Лубянку и предупреждать, чтобы встретили их в аэропорту, значит подставиться перед генералом Утиным.

Нет, на это Тузов тоже не пойдет! Должен же быть другой выход!

Вертолет! – сообразил он наконец. На вертолете можно успеть к высадке пассажиров. Конечно, к посадке самолета он не успеет. Но пока тот будет выруливать по дорожкам, пока стюардесса будет держать народ до полной остановки винтов, пока экипаж пройдет… Тузов вполне успеет встретить их у трапа самолета, если, конечно, посадить вертолет рядом с самолетом…

Он бросился к вертолету.

Через минуту тот уже поднимался над Калугой и, набирая крейсерскую скорость, направлялся на север, в сторону Москвы.

Тузов правильно рассчитал график движения самолета. Но главное, он хорошо знал правила высадки пассажиров, особенно на третьестепенных рейсах вроде того, который последнюю посадку перед Москвой делал в Калуге. Пассажиров на них ни во что не ставили и заставляли дожидаться минут по сорок после посадки, когда можно будет спуститься с самолета и выйти в город.

И он успел до того, как пассажиры покинули салон самолета. Тузову, правда, пришлось помахать перед лицом пилота вертолета сначала своим фээсбэшным удостоверением, а потом табельным оружием, чтобы заставить его приземлиться рядом с только что завершившим полет Ан-24. Посадка вертолета на этой площадке была грубейшим нарушением летных правил, и пилота должны были бы вообще выгнать из авиации за такую наглость, если бы не то обстоятельство, что Тузов заставил его сесть под угрозой применения оружия.