Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты меня слышишь, щенок?! — взревел оставленный без ответа магнат.
Я б его даже обнял за то, что он так орет, но слабость еще не прикрутилась до отметки «могу стоять», потому выдал жалкое:
— Аф.
Верхова рассмеялась внезапно и так громко и весело, что я заразился ее весельем. Отпустило сердце, я сидел и хихикал, как конченый придурок, а смех набирал обороты с каждым звуком, пока мы уже вдвоем не заливались с Алинкой неуправляемым безудержным хохотом. Чувствовал себя идиотом, знал, что сейчас с меня спустят шкуру, но остановиться не мог. Алинка хохотала над моей выходкой или своим отцом – ее дело, меня же просто попустило после того как нешуточно так приложило мозгом о черепушку. Нервный такой неуправляемый хохот облегчения.
За шкирку меня-таки выкинули в коридор две здоровые пятерни разъяренного магната. Я шмыгнул носом, последний раз весело хрюкнул и затих, размазанный по стенке около двери комнаты девчонки. Верхов когда-нибудь сделает их меня фотообои, как пить дать.
— Я еще раз задам тебе вопрос. Как. Ты. Тут. Оказался? — выцедил мужик, так близко склонившись к моему лицу, что чтобы взглянуть в его глаза, приходилось бегать от одного к другому своими. Зато рассмотрел: карие. Ничего особенного. Злые невъебенно, но приговора в них не прочитал. — Отвечай! — встряхнул меня ощутимо.
— У меня свои ходы, — скрывать смысла не видел. Мог сказать, конечно, что залез в окно, но зачем? Он умный, играть с ним опасно. Такие уважают правду, смелость и наглость. — Вам их не перекрыть.
Он вроде и не прищурился, а зрачки, собравшиеся прицельно в точки, заметно сузили разрез его глаз.
— Дерзишь… — постановил очевидное.
— То ли еще будет.
Он меня отпустил, шагнул в сторону, давая отлипнуть от стены, постоял пару секунд и пошел по коридору прочь. Через несколько шагов, не оборачиваясь, рыкнул:
— Пять минут. Потом поговорим, — показал через плечо растопыренную пятерню.
Ну ок. Меня это устраивало.
Открыл дверь и вошел в комнату Алинки. Она сидела на кровати, сложив ноги по-турецки. Сел рядом, не спрашивая разрешения.
— А ты самоубийца. Иди просто дурак, — заулыбалась так искренне и открыто, что я уже и не мог понять, почему вообще решил, что «Че приперся?» относилось ко мне. Видел же, как она в лице переменилась, словно подобралась вся перед этим вопросом.
Проблемы отцов и детей налицо.
— И то, и то, чего уж мелочиться, — усмехнулся. — Сейчас выйду из клиники, закатает в цемент и в Москву-реку спустит.
— Он может, — кивнула, пытливо рассматривая меня, словно первый раз видит. Протянула руку к пупсу и снова обняла его. — У меня никогда не было кукол. Спасибо, Вит.
— Не было кукол? — не поверил. — У каждой девчонки их несколько. У моей сест… — заткнулся, снова почувствовал панику. Что я несу?!
— У меня не было мамы, она умерла при родах. Так, няньки и папкины шлюхи. На одной из них он женился, — скривилась и отвернулась.
— Иди ко мне… — притянул к себе девушку. Она доверчиво уткнулась мне в плечо подбородком. Чисто маленькая девочка, даром что буфера — просто атас. Погладил по волосам, коснулся их губами. — Если выживу, приду еще. Если нет — кинь как-нибудь венок на воду, — пошутил мрачно.
Она промолчала, а потом отстранилась и выпрямилась, как палка, а я услышал шаги за дверью. Папаша вернулся.
— Выйди, — открыв дверь, кивнул мне в коридор.
Я встал, наклонился к девчонке и легко поцеловал ее в щеку:
— Принесу тебе еще что-нибудь, — подмигнул с улыбкой.
Подошел к магнату, перегородившему дорогу, выдержал его тяжелый изучающий взгляд, внезапно лукавую ухмылку. Он отступил в сторону на полшага, приоткрывая проход, в который я вышел, не просачиваясь бочком, а подвинув мужика плечом.
…Верхов-старший появился минут через десять. Я уже пару раз покурил, глядя на его машину с двумя крепкими парнями-телохранителями. И захотел бы уйти, не дали бы. Так что ждал спокойно, понимая, что лимит наглости в этой жизни я взял в кредит, и пришло время платить проценты.
— Борзый, значит… — остановился он рядом. — Гром Виталий Семенович. Идейный дурак ты, парень.
— Ну вы же в курсе: в России две проблемы — дураки и дороги. Одну проблему можно решить асфальтоукладочным катком, а что делать с дорогами — непонятно.
Верхов заржал, запрокинув голову, я аж вздрогнул. А когда хлопнул меня по плечу, чуть не присел — рука тяжелая и крепкая, как вылитая из чугуна.
— Поехали, — приказал, когда отсмеялся, уже совсем другим голосом.
— Я на машине.
— Отгонят, — так за плечо железной хваткой и отбуксовал меня в свой грободжпип, бросив одному из телохранителей: — На его машине поедешь.
Парняга кивнул и уставился на меня. Я нехотя протянул ему ключи и кивнул на бэху:
— Там механка барахлит и…
— Разберется, — отсек Верхов. — Трогай, — сказал уже водителю.
* * *
Хорошо, что нам с Оксаной не пришлось таскать в подвал все эти сломанные стулья и строительный хлам. Она просто попросила разрешения снять с лекций пятерых парней, и дело пошло весело и споро. Завхоз выделил мне новенький письменный стол, любовно гладил его по столешнице и приговаривал, чтобы я его берегла «а не как некоторые». Уж не знаю, кого он имел в виду. Кресло мне тоже притащили, и вполне сносное, хотя и очень не новое. Зато оно крутилось, и на его спинку можно откинуться.
Техничка подмела и пообещала вымыть пол и окно уже на утро — ее рабочий день закончился. И я тоже была рада уже уйти домой — устала стоять, пока длилась вся эта вакханалия. Это был один из тех дней, когда царствует хаос, и из него вроде что-то в итоге рождается, но ты ничего и не сделал для этого, зато устал, будто фуры грузил. Лень было даже выходить из электрички на своей станции.
Через парк шла медленно. Ещё не было поздно, на лавках сидели люди, и меня просто прижимало к земле, так вымоталась. Легла бы прямо здесь и уснула. Тяжело опустилась на свободную скамью и откинулась на спинку. Прижав сумку к боку, взялась за ручки и закрыла глаза.
Мне бы только десять минут посидеть, воздухом, который здесь чище, чем в Москве, подышать, раз погода разгулялась и уже больше не обещала холодных неожиданностей. Чуть-чуть сил набраться, и чтобы ноги так и спина не болели, что аж коленки ломит…
— А я тебя жду… — раздался смутно знакомый голос.
Я выпрямила запрокинутую голову, повернулась на звук и открыла глаза. А в следующее мгновение меня смело с лавки — это был… я забыла, как его называл Виталя… Крош, кажется. Заозиралась, пятясь и уже готовясь закричать, набрала в грудь воздуха, но он встал со скамейки и поспешно шагнул от меня, выставив руки:
— Подожди, подожди, не кричи! Я ничего плохого, правда! Ма-Марина, не б… не бойся… — он, кажется, испугался больше меня, аж заикаться начал.