ниц, и умолять стал о пощаде за то, что бросил он на произвол судьбы дочурку; за то, что пренебрёг он ей так жёстко. И видели всё это все придворные особы, и брови их ползли вверх от большого удивления. Но простила, извинила короля Сильбина, помогая вновь воссесть на трон. И попросила провести её в покои матери.

И страшно обрадовалась королева, и беседовала с дочерью много часов. Ослабев, она испросила у неё уединения.

И вышла Сильбина на террасу, и свиделись тут сёстры. Любопытство охватило тут Альбину, и ходила она кругами, вокруг да около, вглядываясь в сестрицу. Та же стояла, щурясь от яркого Солнца, и тоже следила, наблюдала за сестрой.

Королева же обратилась мысленно к тому, чьё имя знает не каждый: «Позволь дожить мне до того дня, как сосватают Сильбине жениха, и возьму я внука на руки!». Но вдруг, откуда не возьмись, явился пред её очи ведьмак, и сказал так:

— Не суждено тебе сие; не имеешь права. Не доживёшь до тех великих, светлых дней. Слишком поздно ты одумалась, а ведь время скоротечно, быстротечно. И король, муж твой не будет праздновать своей победы, ведь по заслугам всем воздаться!

Истаяла мать Сильбины и Альбины за несколько дней, и не стало её; успокоилась она навсегда. И вложили в яму гроб, и придавили камнем, и присыпали землёй. И поставили надгробие, и укрепили его весьма. И рыдал двор, а с ним всё королевство, ровно девять дней. И помянув, чрез сорок дней воспели песнь скорбную, великую, потому что не была плохою королева, и единственным её грехом был отказ от дочери при её рождении.

И прошло ещё время; много ли, мало ли. И по весне, как начал таять снег и пробудились подснежники, поспешил принц Роган на поклон чужому королю, прося Сильбину себе в невесты. И недолго обдумывал король решение своё, и велел присылать сватов. И прибыли с моря вельможи, а с ними сам король заморский. И продирались, тёрлись суда о льдины, в ненастную погоду, но благополучно добрались.

— Королевич знатен. — Говорил отец двух дочек. — Одну принцессу придержу, а взамен даю другую. — И шла речь о том, что ранее с Альбиной породниться мог бы Роган. Но Альбине было всё равно, а Роган возлюбил Сильбину, и отвечала, привечала та с любовью.

И сыграли свадьбу, и великим было это торжество. Но случилось страшное, непреднамеренное, и в разгар пиршества, сего великого события для обоих королевств, за час до первой брачной ночи ворвались неизвестные, и перебили стражу. Обескуражен был король и тот, и этот, и в дикой панике все были. Вой и плач, и лязг оружия, и вот: похищена невеста, краля юная и молодая, и цветочный венок в её золотых власах, и белоснежное подвенечное платье.

И зародилась, началась великая, эпичная война, потому что явились с севера псы войны, хозяева которых были ярыми противниками союза двух хороших королевств. Словно ждали, сорвавшись с цепей своих, как подлые собаки, и ведь не предвещало, не сулило бед вместилище Оракула, вещающего, провидящего будущее! Как же вышло так — не знал, не ведал ни единый; точно кто-то предал из своих, ведь шло всё тихо, мирно, гладко.

И пришла подляна с юга, и с востока огромная подстава. И отвратным, мерзким был на вид их план; уничижителен, коварен, дерзновен, ведь сокрушить державы-светочи их есть великая надежда. Как шакалы, чуя неминуемую смерть дряхлеющего льва, обступили, и сломили. Жгли и замки, и деревни, и чёрный дым вдали и рядом.

Пришли на выручку и гномы, и эльфы, и полулюди; не оставили, не бросили в беде. Но топоры их, луки-стрелы, молотки — что капля в море, ведь псы войны ввели в свой бой громадные, гигантские машины, катастрофические катапульты, и не имелось никаких для них преград.

И уселись светлые и добрые за круглый стол, и держали совет долго. И выступил с рассвета королевский флот и тот, и другой, дабы переломить ход сражения и изгнать пришедшее лихо с их земель.

Сурово, алчно и безжалостно атаковали псы войны крепость за крепостью, замок за замком, дворец за дворцом, укрепление за укреплением. И состоялась великая бойня, великая битва за мост на одной реке, и удержали его оборонявшиеся, потому что верили и не сдавались.

Тогда поднялись в небо странные, крылатые, летающие крути-верти, и обрушили всю силу, всю злобу свою, и взорвали мост, дабы «ни нашим — ни вашим». И много люда погибло и утопло. И отступать было некуда, ибо позади — столица.

Стольный град был не по зубам одним лишь псам войны, и даже их катапульты были бессильны перед теми мощными стенами, построенными некогда на совесть. Но люди юга, люди востока хитростью проникли и открыли ворота с другой стороны, потому что изворотливые это проныры. И вот, за каждую пядь земли сечь пошла не на жизнь, а на смерть, и участвовали в той страшной стычке, схватке старики и дети. И порешили, положили почти всех, и пыль стояла столбом. И всюду пламень и кровь…

Видя всё это, ведьмак решил тоже примкнуть к осаждённым, что отступали всё дальше и дальше, назад и назад. И вовремя: идёт с севера чёрная грозовая туча, а под ней — бесчисленные орды псов войны; с юга и востока прут со всех сторон воинствующие племена, которым нечего терять, ибо вгрызаются зубами в добычу, даже будучи убиенными, растерзанными. Лживые гурии завлекали наиболее доблестных воинов в свои ловушки, в свои капканы любви, и упал моральный дух, ибо те есть великие военачальники.

И бросил свой посох ведьмак оземь, и вот: в руках его магический жезл-скипетр. И направив его в сторону идущей, надвигающейся тьмы, он нёс заклинание за заклинанием, но одних его сил явно было недостаточно.

— Неужели ты оставишь нас? — Взмолился ведьмак, и пот градом катил с его лба. — Неужели ты покинешь нас?

Но тот, к кому он в тот миг обращался, пока не спешил участвовать в этой заварушке.

— Над ними такие чары, пред которыми я не властен; похоже, что за ними стоит главный демон, князь тьмы. — Обратился к заморскому принцу маг, теряя силы. — Скачи ты в самое пекло, и порази гонителя его же оружием. Ты справишься, я знаю; это тебе по судьбе. Я же попробую отвлечь, принять удар на себя. Сколько я буду удерживать эту тучандру, я не ведаю; посему торопись скорей, ибо, если чёрное небо таки поглотит нас, всё будет напрасно, и ничего уже исправить