Свита заулыбалась, даже Катя порозовела, а комиссар торжественно проговорил:

– У меня для вас хорошая новость, товарищ Зубов.

Он сделал паузу, а командир танковой роты, округлив глаза, радостно спросил:

– Неужели досрочно выписывают?

– Из нашего госпиталя никого досрочно не выписывают. Лечение идёт строго по плану. Вас я поздравляю с присвоением очередного воинского звания «капитан». Приказ находится в штабе бригады.

– Служу трудовому народу, – поднялся с койки Егор Зубов. – А больше никому не присвоили? Вон лейтенант Фильков – смелый парень, в атаке ранение получил. Анализы как положено сдаёт. Достоин!

– У товарища Филькова всё впереди, – терпеливо улыбался комиссар. – Вам же, товарищ капитан, хорошо бы выступить перед ранеными. Рассказать о своём боевом пути, об ордене, который вы носите на груди. Не так много у нас орденоносцев. Вы и в майских боях участвовали, есть чем с молодёжью поделиться.

– Делиться особенно нечем. Стрелковые части в основном сражались. А танков и бронемашин совсем немного успели перебросить К тому же подбили мою «бэтэшку».

– Это неважно. Главное, что вложили японским агрессорам как следует.

– Да и нам досталось, – не выдержал лейтенант Астахов. – Ребята дрались смело, но японцы миномёты и пушки имели. Сильный огонь вели.

– Война без потерь не бывает!

– Зевнули мы на этих высотах, – сказал Зубов. – С колёс в бой вступили. Именно поэтому и потери большие несли.

Если бы войсками группы по-прежнему командовал комкор Фекленко, то Зубову и Астахову досталось бы от комиссара за «критику руководства и незрелые высказывания». Наверняка бы вызвал к себе и отчитал обоих. Но в нынешней обстановке не решился. Ходили слухи, что новый командующий Жуков не жалует политработников, а значит, связываться со строевыми командирами, да ещё получившими ранения в бою, не следует.

«Ничего, поговорю с их непосредственным начальством, сообщу о политической безграмотности, – сдерживая раздражение, думал комиссар. – Болтают что кому вздумается. Не так командовали, зевнули, потери большие…»

А Зубов окончательно вывел комиссара из себя, заявив:

– Слабовата защита у танков и бронемашин против японских пушек. Именно поэтому и пехоту должным образом не смогли поддержать.

Комиссар госпиталя, цепко державшийся за своё тёплое место, закруглил разговор и, пожелав раненым скорейшего выздоровления, покинул палату.

Однако политработники Красной Армии вовсе не были туповатыми и зацикленными на идеологии людьми. Они проповедовали то, что им предписывали сверху, и многие хорошо осознавали вред собственной болтовни.

Комиссар выпил в своём небольшом кабинете сто граммов коньяку, затем повторил и понемногу успокоился. Он получил орден за выполнение специальных заданий в Китае, рисковал жизнью, получил ранение. Это было не так давно, хотя с тех пор он заметно изменился. Высокая должность накладывала свой отпечаток.

Сегодня, поговорив с людьми, комиссар вспомнил прошлое, когда он сам был весёлым и молодым, не боясь говорить правду. Капитан Зубов и лейтенант Астахов – нормальные мужики, и нечего к ним цепляться, кому-то сообщать об их высказываниях.

Через неделю Астахов выписался из госпиталя. Таня заплакала, провожая его.

– Брось слёзы лить, – обнял её Василий. – Я что, уезжаю куда? В одном посёлке остаёмся. Через денёк-другой приду.

Попрощался с ребятами из палаты, привыкли за эти недели друг к другу. Крепко обнялись с Пашей Яценко и Саней Фильковым, у которого плохо заживали осколочные ранения.

– Не кисни, Саня! Успеешь повоевать.

– Успею, – шмыгнул носом юный лейтенант.

Крепко пожал руку капитану Ерофееву.

– До свидания, Николай Григорьевич!

– Счастливо тебе, Василий, – сказал связист. – Там рота без меня почти месяц. Уже из штаба звонили, узнавали, когда вернусь. Чую, встретимся мы ещё на Халхин-Голе.

Егор Зубов проводил Астахова до ворот госпиталя. Напоследок закурили.

– Татьяну не забывай, хорошая девка, простая. Тебе такая и нужна. Переживает она, вон сюда идёт. Не буду мешать.

Танкист пожал руку Василию, подмигнул Татьяне и неторопливо зашагал к одной из юрт, проведать товарища. Грустно на душе, а у того, кажется, водка оставалась.

Командир роты Назаренко скептически оглядел Астахова. Тот, как положено, доложил ему о выписке из госпиталя и прибытии в полк для продолжения службы. Старшему лейтенанту не понравились потёртые заштопанные брюки-галифе, солдатская пилотка и дырявые, хоть и почищенные сапоги. Правда, гимнастёрка была новая, с блестящими рубиновыми «кубарями» на петлицах.

– Ты как бродяга в полк явился. Что, нормальных брюк и сапог не нашлось?

Василий ничего не ответил, глядя поверх головы своего командира. Новую гимнастёрку ему выдали в госпитале взамен старой, разрезанной при перевязке на склоне высоты и пропитанной кровью. Таня подшила белый воротничок и погладила форму.

– Ну покажи, что ли, справку. Почти месяц в госпитале отлёживался.

При слове «отлёживался» скулы лейтенанта непроизвольно дёрнулись. Он хотел резко оборвать Назаренко, но сдержался и ответил спокойно:

– Нет там для вас в этой справке ничего интересного. Сдам в строевую часть штаба, я там ещё не был. Разрешите идти, а после штаба принять взвод.

Отдельного кабинета ротному не полагалось. Обычно он сидел в каптёрке старшины, где было прохладно, имелась койка и можно было отдохнуть после беготни и занятий. Назаренко ещё не отошёл после вчерашних посиделок с выпивкой и неприятного утреннего разговора с комбатом Лазаревым по поводу обучения молодых бойцов. Комбат словно забыл, что Назаренко участвовал в двухдневных ожесточённых боях, отбивал атаки японцев и лично поднимал роту для контрударов, не прячась за чужими спинами.

Командир батальона спросил, когда выпишут из госпиталя Астахова. Назаренко неопределённо пожал плечами, а капитан выговорил ему:

– Можно было сходить и проведать своего взводного. Он у тебя единственный опытный командир в роте остался.

– Я, значит, не в счёт?

– Один ты ничего не сделаешь.

– Зато Астахов горы перевернёт. Не забыли мы про него. Я приказал старшине передачку организовать.

Комбат перебил старшего лейтенанта.

– Передачку носят тем, кто за решёткой. В госпиталь ходят проведывать раненых товарищей. Ладно, иди. Астахов сегодня выписывается. Если чувствует себя нормально, пусть завтра начинает занятия с пополнением.

В каптёрку зашёл старшина Пронин с пакетом под мышкой. Вернулся из гарнизонного магазина, куда ходил за водкой и папиросами. Увидев Астахова, заулыбался и протянул руку: