Элис приникла ко мне. На повороте я немного выиграл, однако чувствовал, что долго так не продлится. Ноги ломило, кисти рук болели от непривычного напряжения. Если бы я мог повернуть время вспять, стать прежним собой, если бы подо мной была моя старая машина, тогда возможно…

Что-то шевельнулось позади меня. Я рискнул оглянуться. Элис сняла шлем и швырнула его в преследователя. Шлем стукнулся в ветровое стекло и отлетел, не причинив машине никакого вреда. Единственным видимым следствием стало то, что Мартин снова помахал из окна пистолетом.

– Поздравляю, – заорал я. – Может, посидишь спокойно и насладишься ездой? Дай мне самому во всем разобраться.

– Бирс! – закричала она. – Кто, черт возьми, эти люди в «хюндае»?

Может, во мне давно все это сидело, или, может, наркотик Мартина-медика сделал что-то с моей головой. Какая бы ни была причина, слова могут привести к странным ассоциациям.

Эта дорога заканчивается тупиком. Там должен быть Тупик. Длинная, прямая, шириною в четверть мили дорога вдоль Покапо начинается где-то впереди. Новый век не мог пожрать реку, не оставив следа. Увидев на расстоянии высокий металлический забор, я сообразил, где она должна находиться.

– Это «хюндай»? – спросил я, не вполне ей доверяя. Она прижалась еще плотнее. Оглянувшись через плечо, я мельком увидел ее лицо.

– Что? Будем автомобили обсуждать?

Нет. Не совсем. Я имел в виду ее странный век. Люди нынче ходили, глядя под ноги, с белыми наушниками в ушах, с телефонами, пристегнутыми к поясу брюк и, похоже, считали себя бессмертными. Сандертон, бедный потерянный Сандертон, спокойный район, в котором жили старики-пенсионеры, отработавшие на сталелитейном заводе или железной дороге, превратился в грязный и опасный пригород, в серое, пыльное ничтожество.

У всякого терпения есть пределы, и я почувствовал, что достиг своего. Покапо стремительно приближалась. Если я помнил правильно, чтобы оказаться на ее берегу, надо спуститься с двадцатифутовой высоты.

Мартин со своим «хюндаем» район явно не знает. Иначе эти двое не терзали бы по асфальту шины в азартной погоне.

Я ударил по тормозам и неловко развернул байк. Должно быть, порвались тюремные ботинки, так как ступни прошила резкая боль. Сделав круг и остановившись, я снял руки с руля, повернулся к приближающемуся спортивному автомобилю, вынул револьвер и тщательно прицелился – так, как учили в полиции. Подумал, что сейчас мы напоминаем толстого мальчика из детского сада: неподвижная мишень против массы металла, несущейся сквозь пространство прямо на тупиц, вставших у нее на пути.

Накренить спортивный автомобиль, высунувшись из окна, невозможно, даже если такая мысль и промелькнула в тот момент в голове Мартина.

Я увидел белые волосы и руки, вцепившиеся в руль.

И тут я выпустил из револьвера все шесть пуль, пер вые – в капот, ближе к тому месту, где должна находиться эмблема автомобильной фирмы, остальные – в сторону колес. Стрелять в людей не входило в мои планы.

Вылетело облачко дыма. Блестящий красный автомобиль наклонился и, выйдя из-под контроля, начал медленно заваливаться. Я видел, как Мартин отчаянно крутит руль. Тот, кто сидел на пассажирском месте, благоразумно скользнул под приборную доску, исчез из виду и, возможно, вообразил себя человеческой мишенью в Корее.

«Достаточно», – подумал я и включил двигатель.

Плохо. Двигатель чихнул и замолчал.

Элис высказалась насчет неуклюжих мужчин.

Я нажал на стартер. Он рявкнул и притих. Я пошарил в поисках ножного стартера. Двинул по нему со всей силы, при этом больно ударился ногой о раму. Никакой реакции.

«Хюндай» вырос в моих глазах, а по поведению «кавасаки» я понял, что мы никуда не едем.

Времени на разговоры не было. Я выпустил руль, повернулся, схватил Элис и чуть ли не волоком потащил ее прочь от металлического зверя. Мы оказались в зарослях низкого кустарника возле проволочной ограды. Спортивный монстр Мартина-медика наткнулся на рытвину, подпрыгнул раз, подпрыгнул другой, перевернулся на бок. Посыпались искры, повалил дым, и машина подлетела к краю утеса.

– Мой мотоцикл! – первое, что вырвалось у Элис, когда мы выбрались из колючего кустарника.

«Хюндай» задел лежащий на земле «кавасаки», и его отбросило к дальней стороне хлипкого забора. Мотоцикл сшиб в полете одинокий эвкалипт, сделал сальто-мортале и полетел в реку. Раздался громкий плеск воды и скрежет металла.

Я, впрочем, не присматривался. Старался разглядеть, что происходит в машине. Под приборной доской что-то взорвалось. Две большие белые подушки вызвали смутное воспоминание о хитром изобретении. Я прочитал о нем в тюремной библиотеке, когда меня туда еще пускали. Я не вполне понял, что такое надувные подушки.

«Мартин и его пассажир останутся в живых, – подумал я, – а это значит, что нам нельзя терять время».

– Надо идти, – сказал я и повел Элис по пыльной каменистой тропе.

Несколько десятилетий назад дети протоптали ее из тупика к речному берегу.

Тропа показалась чем-то знакомой. Здесь существовали проходы, по которым можно срезать дорогу. Возможно, я не раз пользовался ими во времена далекой юности. Похоже, мы недалеко от устья. Вода была чистой и живой, хотя в ней и дымился умирающий «кавасаки».

Элис взглянула на мотоцикл со слезами на глазах. С тех пор как Мартин-медик сунул мне в вену иглу, хуже я себя еще не чувствовал. Ноги подкашивались, и я рухнул на землю. Не знаю, были ли причиной тому нервное истощение, наркотик Мартина или воздух незнакомого нового мира. Но в этот момент я был слаб, как младенец, и готов разрыдаться не хуже Элис Лун. Нет, это не мой мир.

Мое настроение подействовало на нее: я никогда не умел скрывать свои чувства.

– Черт! – сказала она тихо и уставилась в землю.

Я не знал, относилось ли это ко мне или к чему-нибудь другому.

Она уселась рядом со мной. Я постарался взять себя в руки и взглянул на ее рану. Она, как ребенок, позволила себя осмотреть. От локтя к запястью тянулась ссадина. Начал наливаться большой синяк. Но когда я осторожно сжал нетронутую кожу, стало ясно, что ничего не сломано, хотя заметно было, что Элис испытывает сильную боль. Я оторвал нижнюю часть рукава своей рубашки, замотал порез и аккуратно завязал.

– Постарайся не занести грязь, – сказал я. – Все не так плохо, как кажется.

Она смотрела на мои действия с удивлением, граничившим с благодарностью. Не думаю, что Элис Лун видела в своей жизни много мужчин, которые бы с ней так обращались. Может, их и вообще не было.

Тропа у реки была закидана мусором. Возможно, он пролежал здесь сорок лет. Фантики от конфет, старые газеты, рыболовные лески, окурки. Были и предметы, которых я раньше на берегу Покапо не видел. Я заметил два шприца и использованные презервативы. Над рекой лениво летела цапля. Она была похожа на тонкую серую стрелу. От поверхности воды ее отделяло лишь два фута. Птица искала добычу.